Алексей Иванов - Летоисчисление от Иоанна

На улице осталось всего несколько человек. Они стояли долго, но так и не нашли сил последовать за игуменом. Они трижды низко поклонились и пошли к воротам монастыря.

На полпути молодой монашек вдруг вывернулся из ряда, побежал обратно к храму и юркнул в темноту притвора.

За стеной монастыря, отделённое рвом, находилось кладбище. Здесь среди крестов стояла небольшая бревенчатая церковка на каменном фундаменте.

В подвале под её алтарём два монаха копали яму — тайную могилу митрополиту Филиппу. Филипп же сам пророчил свою скорую смерть. Он творил чудеса и гневил государя. Кромешники могут отнять тело, чтобы не было потом мощей. Лучше сразу спрятать тело от поругания.

Один монах стоял в яме и насыпал землю в бадейку. Другой монах за верёвку вытаскивал бадейку наверх и высыпал на расстеленную холстину. Подвал освещала лучина.

Огонь её заметался. В дальнем углу подвала открылась маленькая дверка подземного хода. Ещё два монаха, сгибаясь почти пополам, на верёвках втащили в подвал длинный гроб.

— Глубоко не ройте, братья, — сказал один из пришедших монахов, прислоняя гроб стоймя к стене. — Не век ему здесь лежать.

— Искать будут, — пояснил монах с бадейкой. — Надо понадёжнее.

— Страшно умирать-то, братья… — тихо сказал третий монах, сматывая верёвки от гроба.

— Страшно — так беги, — ответил монах с бадейкой.

— Чего смерти бояться, если чудо видел? — сварливо пробурчал монах с гробом.

Где чудо — там Господь. Где Господь — там нет смерти, нет страха.

Страх бывает, если надо совершить подвиг. А тут какой же подвиг? Скончавшихся положено хоронить. Это не подвиг. Это как зипун надеть, выходя на мороз.

— Куда бежать, когда здесь спасение? — из могилы угрюмо спросил четвёртый монах.

По всей Москве читали царский указ.

Посреди базарной площади тиун забрался на помост под виселицу, где качались давно расклёванные воронами мертвецы.

— Всем людям московским… а также бабам и девкам и боярским дочерям и купеческим дочерям… — надрывно затянул тиун, перекрикивая гомон толпы.

Люди недоверчиво оглядывались на тиуна, прислушивались.

— Великий князь Московский Иван Васильевич… являться на казни всех врагов государевых и гулянья с балаганными потехами… — Голос тиуна плыл над затихшим базаром волнами. — За ослушание битьё кнутом без разбора чина и государев гнев!..

В церкви, полной прихожан, перед причащением поп закрыл на аналое книгу и угрюмо объявил:

— А ещё велено говорить по всем приходам и базарам, и кабакам, и людным сборищам… — поп откашлялся в кулак, пряча глаза под брови, — чтобы завтра на рассвете весь народ собирался на площади, где государь устроит казни всех врагов своих и за государев кошт гулянья с брагой, горками, качелями и прочими потехами.

Паства слушала с пустыми лицами и крестилась.

— А кто не явится, того изловят и будут сечь нещадно, как за измену, — добавил поп.

«Пущай секут», — подумал он про себя.

По деревянным улочкам Москвы весь вечер, не спеша, разъезжали конные караулы опричников. Опричники молотили мётлами в ворота и кричали:

— Всем завтра с рассветом явиться на праздник государев!

— По домам будем объезжать!

— Кто мог, да не пришёл, того на Зарядье сволочём и под батоги положим!

Царь готовил народу потеху не хуже Масленицы.

Возле высокой горки, залитой льдом, Малюта усаживал в санки сына Гаврилушку.

— Я тебя вот с серёдочки спущу, — бормотал Малюта. — А дале тебе нельзя, сердешный, ушибиться можешь…

Тесовая горка была построена в потешном городке государя. Городок расположился на площади, обнесённой ледяными валами с рогатками. Здесь громоздились причудливые бревенчатые сооружения, перевязанные брусьями, укреплённые распорами и укосинами. Кое-какие из построек стояли ещё в лесах.

На лесах плотники стучали топорами и шоркали пилами. Лошади тащили брёвна и телеги с мусором. Работники на талях поднимали балки. Людей было много, но голосов почти не звучало.

За воротами раздался шум, и в городок въехали на конях Басмановы, Плещеев, Грязной, Очины, Кай-Булат и даже расстрига Вассиан. Следом за ними вкатились расписные санки в виде двух лебедей. В санках сидели Иоанн и Мария Темрюковна.

Завидев опричников, Малюта поспешно наклонился к Гаврилушке.

— Тятька сейчас отойдёт, а ты сам не бегай, понял? — Малюта поправил на мальчике шубейку. — Тятька пообещал тебе горку построить — построил. Теперь ты обещай тятьку слушаться!