Оливия Кулидж - Крестовые походы

А что же паломники и поставщики мощей? Собственными глазами хозяин замка видел, как один представитель этой братии отрезал указательный палец у мертвого мусульманина, а потом продал его как палец святого Фомы, которым тот ощупывал раны воскресшего Господа. Клянусь Матерью Божьей, в землях герцога, в Австрии, есть три указательных пальца святого Фомы, и подлинность каждого подтверждена святой церковью, тоже богатеющей на чудесах исцеления. Из крепости Дюрренштайн можно посмотреть вниз и увидеть дороги, кишащие бюргерами, разъезжающими торговцами, набожными мошенниками и евреями-ростовщиками, которые не осмеливаются высунуться за границу. Как моль они пожирают богатство честного рыцаря, бьющегося за истинную веру, чтобы лишь страдать от голода, как мышь, которая попала в ловушку шкафа, сохранившего запах сыра.

«Да он дьявол, а не человек», – ошеломленно подумал менестрель. Хозяин Дюрренштайна вплел в свою тираду короля Ричарда, обвинив его в высокомерии, с которым он распустил армию. Договор Ричарда с Саладином оставил Иерусалим в руках неверных, превратил баронов в безземельных бедняков, разорил паломников-рыцарей, отправившихся за море, чтобы завоевать себе поместья в королевстве.

Менестрель слушал, время от времени кивая, когда этого требовала важность довода. Он думал: «Неизвестно, что этот человек может предпринять, по приказу из Вены или без оного. В любую ночь, напившись, он может подняться по лестнице на башню с мечом в руке и убийством на уме». Кроме того, он думал о том, как рано он сможет отсюда убраться и под каким предлогом; раздобудет ли лошадь или придется тащиться пешком; в Вормсе ли еще император Генрих или перебрался в Ратисбон. Стараясь унять дрожь в руках, он прижал их к коленям.

Император переехал в Ратисбон, а епископ Майнцский, который путешествовал вместе с ним, продолжил путь вниз по реке до Вены. Там он тайно уединился с герцогом Леопольдом.

– Император требует передать короля Ричарда ему в руки, ибо этот самый король причинил ему большую несправедливость.

В притворном гневе герцог Леопольд ударил по ручке кресла:

– Как я могу выдать короля Ричарда, если у меня его нет?

– Если нет короля Ричарда, – сказал посланник, глядя герцогу прямо в глаза, – извольте сдать Дюрренштайн.

Леопольд вздрогнул, краска бросилась ему в лицо. Целую минуту он смотрел на епископа, опустив подбородок на руку, и обдумывал то, что услышал.

– Кто вам сказал, – наконец спросил он тоном, не сулившим кому-то ничего хорошего, – о Дюрренштайне?

Епископ покачал головой, поскольку сам этого не знал.

– Император заплатит вам часть выкупа, – пообещал он.

– Сколько? – быстро поинтересовался Леопольд, приготовившийся задорого продать своего пленника, если уж ему не суждено его удержать.

Епископ вернулся в Ратисбон с согласием, подписанным и скрепленным печатью, а герцог Леопольд, взяв с собой сорок воинов, поскакал в Дюрренштайн, где он осведомился, как сторожили пленника и с кем он говорил. Визит менестреля не произвел здесь большого впечатления, потому что странствующие актеры постоянно заходили в замок. Даже в момент прибытия герцога во дворе находилась парочка представителей этой профессии.

– Если он ни разу не оставался один и ни с кем не говорил, то, наверное, он подкупил одного из стражников.

Но хозяин Дюрренштайна поклялся, что ни один из стражников никогда не оставался наедине с пленником. Даже он сам во время своих редких визитов в башню всегда брал с собой двоих людей, поскольку король Ричард силен и мог быть опасен.

– Ей-богу, я докопаюсь до правды, – поклялся герцог.

Его соблазняла мысль подвергнуть владельца замка пыткам. Но скорее ответ мог знать другой человек, находившийся в замке. Леопольд поднялся по лестнице и вошел в маленькую комнатку, где содержали короля Ричарда.

Король сидел на единственном стуле и смотрел на своего врага. Это был высокий мужчина с рыжими волосами, голубыми глазами и желтой кожей, так как загар от восточного солнца поблек в тусклой и холодной комнатке, освещаемой одной узкой щелью в стене. Его одежда обносилась и немного потерлась, плечи были закутаны грубым одеялом. Тем не менее он безусловно имел вид человека, которому не требовалось прикладывать усилия, чтобы его заметили, так как он был первым и в любых обстоятельствах должен был оставаться первым.

Герцог Леопольд, не желая стоять в присутствии пленника, сел на кровать. На это Ричард поднял рыжеватые брови, но ничего не сказал.