Ольга Гурьян - Один Рё и два Бу

— Куда же ты? — крикнул Дзюэмон, видя, что она бежит к лестнице, ведущей на второй этаж, и уже успела перескочить через несколько ступенек.

В ответ она только махнула рукавом, и не успел Дзюэмон вылизать дочиста последнюю мисочку, как она уже вернулась с большим узлом, завязанным в клетчатую тряпку, сунула его Дзюэмону и сказала:

— Мне уж это не понадобится. Бери и уходи, пока никто тебя не увидел.

Дзюэмон подхватил узел, и она вытолкала его вон.

Когда он вернулся в храм и они развязали узел, то нашли там три женских халата, три пестрых пояса и три шляпы, широкие поля которых завязываются под подбородком. А кроме того, красиво причесанный парик и коробочку с красками и притираниями.

Через недолгое время из храма вышла, изящно согнув колени и ступая мелкими шажками, высокая молодая дама. Подбитый ватой подол ее халата расстилался веером. Ее лицо и шея были густо набелены, брови подрисованы. Видно, она очень боялась загара, потому что поля ее шляпы были так тесно притянуты к лицу, что едва можно было ее рассмотреть. Следом семенила совсем молоденькая девушка, такая уж скромница, что при виде каждого прохожего вздрагивала и заслоняла личико широким рукавом. А позади тяжело ступала полная женщина в шляпе, надвинутой так низко, что бровей совсем не было видно. Лицо у нее было мрачное и сердитое. Ведь там позади, в храме, запрятанные в мусоре и битых кирпичах, остались двенадцать прекрасных мечей, которые никак невозможно было взять с собой.

Из переулка вышли три женщины. Стоявший на углу сыщик уставился на шедшую позади толстуху и низко надвинутой шляпе.

«Вот такую жену! — подумал он, и дрожь пробежала у него по спине. — Как шагает! Такой скажешь слово, а она тебя кулаком раз в нос, раз в зубы!»

Так как он слишком усердно глядел на нее, то вовсе не обратил внимания на ту высокую, которая шла впереди. А жаль! Если бы он посмотрел попристальней, то заметил бы под белилами шрам на скуле, похожий на маленькую фиолетово-черную орхидею. И если бы он задержал эту высокую, с вздернутым носом и шрамом на скуле женщину, то, без сомнения, получил бы награду или даже повышение.

Приходится его пожалеть! Уж такой был он от рождения — никогда ему не везло.

И таким образом три женщины благополучно выбрались из окружавшего заброшенный храм кольца, ушли из опасного района и теперь уходили все дальше по направлению к большой дороге из Эдо в Киото.

— Господин Рокубэй, — жалобно сказала шедшая посредине девушка, — я ужасно хочу есть.

— Дурак, — ответила высокая женщина. — Следи за своей походкой. Ступаешь, как мальчишка, всех нас выдашь.

— Я так хочу есть, даже голова кружится, — прошептала девушка.

— И я хочу есть. Отойдем еще немного подальше, зайдем в харчевню.

— В харчевню опасно заходить, — вмешалась толстуха. — Могут встретиться знакомые.

— Сам наелся досыта, стал чрезмерно осторожным. Если нельзя в харчевню, зайди в лавочку. Купи нам хоть по мисочке мисо.

— У меня нет денег.

— Маа? — сказала высокая женщина и остановилась, удивленно раскрыв свой большой рот. — Куда же они делись?

— Ты что? Позабыл? — сердито зашептала толстуха. — В то утро, когда ты собрался в контору Исао, ты взял все деньги, которые у нас были, и, по правде сказать, не слишком их было много, и сунул их в кошелек, который добыл ночью. Ты еще сказал: «Уж очень этот кошелек тощий. Вдруг придется открыть его при посторонних? Даже неприлично доверенному лицу торгового дома Юдзи в Осака».

— Это верно, — подтвердила высокая, — так я и сделал. А потом пришлось мне оплатить содержание Мурамори. Я думал, ночью все верну, и бросил им кошелек, не считая, чтобы все видели, какой я богатый.

— Я хочу есть! — сказала девушка и всхлипнула.

— Молчи! Взрослый мальчик, а ревешь, как девчонка!

— Да что вы ко мне придираетесь? То я хожу как мальчишка, то плачу, как девочка. И то нехорошо, и по-другому плохо. Так что же мне делать?

— Что же нам делать? — повторила высокая женщина. — Ведь среди дня не приходится думать о том, чтобы ограбить кого-нибудь!

Между тем они уже успели дойти до окраины города. Место было пустынное, жалкие домишки чередовались с пустырями. Даже бродячих собак не было видно, и лавочек здесь почти уже не было. Только висела наглая вывеска ростовщика.