Марина Александрова - Кольцо странника

– Что? Началось? – вскрикнула Рада, увидев искаженное страданием лицо подруги.

– Да, вроде бы... – простонала Лада, но тут же боль прекратилась, словно и не было. – А может, просто живот прихватило?

– Я побегу за повитухой, – испуганно шепнула Рада и кинулась к дверям.

Боль не возвращалась, и Лада решила, что еще успеет достать из печи хлеб. Сгорит ведь, пока суд да дело, и Всеслав, вернувшись домой, не найдет чем закусить после тяжелой работы!

Она успела еще достать хлеб, положить его на стол и прикрыть чистым холстинным утиральником, но боль внезапно вернулась, еще более острая. Хватаясь за лавки, согнувшись, Лада добралась до ложа и упала на него без сил. Тут и подоспела повитуха, и как раз вовремя.

Еще со двора Всеслав услышал в избе голоса и громкий, торжествующий детский плач. «Ребенок? – удивился новоявленный отец.– Откуда бы здесь взяться ребенку?».

И, озаренный внезапной догадкой, со всех ног кинулся в дом. Его встретила сияющая повитуха, держа на руках младенца, едва видного в ворохе пеленок.

– Девочка! – оповестила она отца.

Всеслав замер, глядя на Ладу. Никогда еще он не видел ее такой красивой – хотя лицо ее было красно от тяжких потуг, пряди мокрых волос прилипли ко лбу, но все искупал дивный свет, струящийся из очей, необычный, божественный свет...

– Быстро управилась Ладушка наша, никаких хлопот с ней не было, – балагурила повитуха. – Здоровая бабенка, умница! Как доченьку-то наречешь, отец?

Но Всеслав не слышал ее слов – он стоял рядом с ложем и творил полузабытую уже молитву.

– Богородица, дева, радуйся!.. – шептал он, глядя в глаза любимой.

Лада, чуть шевеля губами, повторяла за ним незнакомые пока слова.

Когда первый порыв радости прошел, Всеслав принял из рук повитухи свою дочь.

– Какая красавица! – сказал искренне.

И правда, девочка была хороша – даже повитуха, много видавшая младенцев на своем веку, подтвердила это. Обыкновенно младенцы рождаются красными и сморщенными – но эта малютка была белокожей, точно ее выкупали в молоке. Легкие светлые волоски пушились на головке, а вытянутым дугой бровкам позавидовала бы любая красавица.

– От большой любви красивые-то дети! – высказала повитуха, и Всеслав благодарно взглянул на нее. Осторожно прильнул губами к голове малютки – она замурлыкала и открыла ясные синие глаза.

...Девочку нарекли Марией, и Всеслав прикипел к ней сердцем с первого дня. Таких чувств он не знал еще, и думать не мог, что когда-нибудь узнает...

По деревне даже посмеивались – никто сроду не видел, чтобы мужик так пестовал дитя. Отцы и внимания на своих чад не обращали, пока те в разум не войдут, только досадовали, что младенец криклив. А этот тетешкается не хуже бывалой няньки, и каждому встречному-поперечному готов рассказать, какое диво дивное у него растет, словно его дитя единственное в мире!

По весеннему времени снова стали приплывать лодии – купцы шли торговать в Византию, запасались перед выходом в море съестными припасами. Один из купцов киевских и прислал Всеславу весточку от дядьки Тихона. Еще в прошлом году, познакомившись с ним, просил Всеслав разведать на Руси, жив ли старый воевода, здрав ли? Оказалось, жив, долго проскрипит еще старик. Купец Афанасий усмехался в бороду, рассказывая о дядькином житье.

– Обрадовался он весточке твоей, как солнышку красному, себя не вспомнил. Я уж, право сказать, испугался за него – не хватил бы удар старика. Да он крепок оказался, – и снова ухмыльнулся. Всеслав приметил это, спросил:

– Что-то ты, Афанасий, вроде таишь что-то?

– Да как тебе сказать, голубь... Седина в бороду, бес в ребро – сам знаешь. На старости лет нашел воеводушка молодку.

– Да ну! – Всеслав и рот раскрыл.

– Верно говорю! Хоть и не первой она молодости, да и не перестарок. Четвертый десяток уж отмахала, поди, да и самому Тихону-то седьмой пошел! Взял он себе вроде как ключницу, а она так за ним ходить стала, что по сердцу пришлась. Слова нет, бабенка славная. Добрая такая, приветливая, храни ее Господь. Не стала нос драть, что из мужичек в воеводихи попала. Приветила нас, что родных, и на дядьку твоего глядит не наглядится, очей с него не сводит...

– Слава Богу! – вырвалось у Всеслава. – Душа-то у меня неспокойна была, все думал – как он там, один на старости лет?

– Ну вот, вышло, что и не один. Да ему и годов его не дашь, а теперь и вовсе как молоденький. По тебе вот только скучает. Все выспрашивал, не хочешь ли ты домой вернуться, утешить его.