Садриддин Айни - Бухарские палачи

— Выходит, там все-таки попадается человеческая душа, — вставил словечко Курбан-Безумец.

— В общем, — продолжал Хайдарча, — в этом медресе можно отыскать, что только пожелаешь: дутар, тамбур [16] Дутар, тамбур — струнные музыкальные инструменты. , виноградное вино, еврейскую водку, пиво, коньяк, наркотики на выбор — индийский, смешанный с медом, особого состава из сока незрелых головок мака, терьяк... Короче, все, что услаждает жизнь.

— Как же от такого обилия соблазнов муллы не лишаются рассудка? — не скрыл недоумения Курбан-Безумец.

— Разве то, что вершат теперь муллы, идет в сравнение с самыми безрассудными поступками, — обратился Рузи-Помешанный к Курбану-Безумцу.

— Удивляться пока нечему... Самое поразительное не это. Принято считать, что любой из воспитанников Кукельташа становится либо важным муллой, либо святым, либо богатым баем, либо — после кончины — шахидом [17] Шахид — религ.— погибший за веру. . И так оно и есть: самые известные муллы, самые влиятельные хозяева шариата — выходцы из Кукельташа.

— Да, змеиной ноги там не найдешь, что верно, то верно, зато змеи, плодящие змеенышей, там кишмя кишат, — прервал Хайдарчу Рузи-Помешанный.

— Ни миршаб, ни раис не имели права переступать порог Кукельташа, ну, а там резались в карты, в азартные игры. И все сходило с рук, оставалось безнаказанным.

— Махмуд-Араб знался с чтецом Корана Абдулла-ходжой. Сын бая, он имел в базарных рядах не одну лавку, а в медресе Кукельташ — собственные кельи. Он еще владел несколькими хорошими домами в квартале Поччохуджа, но жить предпочитал в Кукельташе, так оно было приятнее. За два-три года он спустил в карты, растратил в пьянках-гулянках наличные денежки, а вслед за ними недвижимое имущество. В конце концов он разорился и шатался по улицам, корча из себя юродивого.

— Не исключено, что «в честь» его прежнего житья в медресе Кукельташ, его нарекут прорицателем или святым, — заметил Рузи-Помешанный.

— Да! Люди к нему и относились, как к святому, подавали ему милостыню, тем он и кормился, — подтвердил Хайдарча. — Когда же ему самому надоело звание юродивого или, как тут выразился Рузи-Помешанный, святого, он удалился в пустыню и стал... имамом мечети.

— Будем надеяться, что он еще выскочит в важные муллы, не напрасно же он отирался в достославном медресе Кукельташ, — Рузи-Помешанный не лез в карман за словом.

— Ну, это один-единственный человек, стоит ли из-за такого возводить поклеп на всех мулл, — запротестовал Кодир-Козел.

— Терпение, соль впереди, — отпарировал Хайдарча. — Как-то, после утреннего намаза во внутреннем дворе Кукельташа разразился скандал. Мулл собралась тьма, кричат, ругаются. Келья Махмуд-Араба, где я жил, была расположена в крытом просторном коридоре. Стараясь не попадаться скандалящей братии на глаза, я затаился в коридоре.

— Нет! Ни за что! Нельзя прощать такое бесчестье! Выгнать его из медресе! — кричал один.

— А чем он особенно провинился? Устроил пирушку у себя в келье, подумаешь! Если это считать за грех, скольких придется гнать отсюда! — перечил ему другой.

— Это не его келья, чужая! — заорал кто-то.

— Я различил еще один голос: — Он оскверняет медресе! Позор ему!

— Я не мог разобрать, из-за чего возникла эта перебранка. Махмуд-Араб тоже был в этой клокочущей шумной толпе, и я подумал: «Расспрошу его после, в чем тут дело».

— Есть тут такой Ибод, чтец Корана, — стал объяснять он мне, вернувшись в келью. — Грубиян и нахал. Многих он задевает и обижает, поэтому недоброжелателей и врагов у него хоть отбавляй.

— Но у него есть и защитник! Не родственник ли?

— Нет, — ответил Махмуд-Араб. — За него вступился его наставник Абдурахман Рафтор. А разгадка проста— Кори Ибод единственный его слушатель; не защити он его, тот перестанет брать уроки. Превратится наш Абдурахман Рафтор, как всеми покинутый пророк, в наставника без учеников.

— Хорошо, — сказал я, — но объясни, почему там кто-то так надрывался «бесстыдство» да «бесчестье»! Что за этим кроется?

— Ничего из ряда вон выходящего. Подобные вещи творятся в медресе изо дня в день.

— Что же это наконец?

Махмуд-Араб только рукой махнул:

— Кори Ибод привел к себе в келью юнца и продержал несколько дней. Пронюхал об этом один из тех, с кем мальчишка тоже якшался, и гнусно, исподтишка отомстил нашему чтецу Корана — донес на него. Враги Кори Ибода и захотели воспользоваться разоблачением и выставить его вон из медресе.