Олег Зоберн - Автобиография Иисуса Христа

– Хороший человек был владыка, лишнего не брал, – сказал один из них.

– Царствие ему небесное, – ответил другой.

– Наверно, Иллариона теперь вместо него поставят.

– Вряд ли… Не дорос Илларион, при всем уважении. К тому же он полжизни за границей провел, изнежен, как мопс, а нам тут волки нужны.

– Значит, Антоний придет на кафедру.

– Или Игнатий, патриарх его любит.

– Сейчас молодых да горячих продвигают, всех харизматичных клириков старой закалки отправили за штат, все епархии вычистили, чтобы тихо было да гладко… Не смей иметь самостоятельного голоса!

– А вот этого не надо! Ты слишком радикален, Василий Павлович. Вполне естественный процесс идет. Сейчас новое время настало, свежий ветер подул, пыль согнал. Его святейшество лучше знает, ему видней… Святая церковь реформируется на благо отечества.

– А видели, что отец Андрей вчера у себя на странице написал? Очень едко…

– Нашел что читать. Отец Андрей дьякон, а дьякон – это полчеловека.

Они засмеялись.

– Я владыку помню еще с девяностых. Видный был человек. Как держался! Поднимается по лестнице… Бесконечное благородство! Аристократ, голубая кровь! Порода. Уходят люди…

– А что у вас с этим судом-то, отец Николай? Значит, говоришь, не хотят выселяться? Подали встречный иск?

– Да.

– Я вам помогу, пожалуй. Обращусь куда следует. Позвоню полковнику. Рога им быстро обломают.

– Ох, обратись, обратись! Позвони! Смиренно прошу. Устал я бодаться с этой культурной общественностью, сил нет. Враги народа какие-то. Мочить их надо, прости Господи.

– Они тут коллективное письмо опубликовали, что, мол, церковь покушается на культуру, то да се, разрушают историческое наследие, а какая там культура, если половину комнат они сдают, а во второй сами – со своим музеем поганым, прости Господи… Сидят там с этими чучелами…

– Недавно еще один хребет динозавра выставили. Говорят, настоящий.

– Брехня! Не было их никогда.

– Наталья, закусочки вот этой побольше принеси и расставь, – начальственно произнес тот, к кому обратились «отец Николай»; видимо, это был хозяин, худой и высокий мужчина с русой бородой, похожий на кельта. – Да, и селедочки… Нет, салата хватит… Сейчас будем начинать.

Вдруг я понял, что лежу на блюде посередине большого стола, покрытого зеленой тканью и заставленного угощениями. От большого светильника, подвешенного к потолку, исходил удивительно яркий бездымный свет. Люди вокруг меня перестали быть тенями, и я смог различить их лица. Почти все они были в широких черных одеждах. Меня удивило то, что у некоторых на груди виднелись маленькие кресты из золота и серебра, подобные тем, на которых казнят. Я подумал, что собравшиеся за столом – палачи, назначенные Синедрионом, и стало понятно, почему их одежда черная, – это цвет утраченной надежды, да и кровь истязаемых на нем не так заметна.

– Ну, гости дорогие, давайте помолимся да начнем, – произнес хозяин.

Все встали и повернулись к стене, на которой висела большая квадратная доска с изображением женщины, печально склонившей голову. У нее в руках был то ли младенец, то ли какая-то вещь, не могу сказать определенно, мне плохо видно было со стола.

Они пропели печальную молитву и совершили одинаковый жест: каждый, сложив три пальца правой руки в щепотку, коснулся лба, живота и плеч.

– Господи Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых Твоих, яко благословен еси во веки, аминь, – произнес хозяин, все снова уселись на свои места и приступили к трапезе, беседуя:

– Помянем владыку.

– Со святыми упокой, Христе, душу раба твоего…

– Он шутил, помню: я, говорит, стригу овец, а не сдираю с них шкуру.

– Точно!

– Идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная…

Они налили в прозрачные граненые кубки вино и стали неторопливо пить. Я поразился изяществу этих кубков – они будто были вырезаны из цельных кусков горного хрусталя.

– Наливайте еще красненького, – сказал хозяин. – Крымское, это мне прихожанин прислал, завод у него винный теперь там. В провинции, как говорится, у моря. Кирилл Сергеевич, сенатор который.

– Да-а, очень симпатичное вино…

– Отец Николай, не тревожьтесь насчет этого музея, все устроится. Найдем управу!

– Дай тому Бог.

– Ну все, Наталья, подавай первое, – сказал хозяин женщине, которая им прислуживала.

Она принесла блестящий металлический котел и стала черпаком разливать из него горячую похлебку в низкие широкие чашки белого цвета, стоявшие перед каждым гостем.