Олег Зоберн - Автобиография Иисуса Христа

– Зачем тебе столько кифа, Йесус? – спросил он, обмакивая лепешку в горячий курдючный жир. – Вы все вместе решили надолго погрузиться в царство неги и грез? И почему не хотите отдать деньги сейчас? Мешок, в который помещается двадцать четыре саты, если не уплотнять киф, обойдется вам всего в семь тирских статиров.

Я объяснил, что киф мне понадобился для лечебных смесей, умолчав о том, что собираюсь его перепродать, и спросил, почему он объявил такую большую цену.

Это возмутило Венедада, и он разразился объяснением:

– Йесус, ничего не растет само по себе! В том числе цены! В конце концов, навоз, которым обильно удобряли эту траву, чтобы она выросла густой и сильной, тоже чего-то стоит. К тому же люди везут мне киф издалека, ты сам знаешь, что в наших краях эта трава совершенно никуда не годится, разве что на дешевую ткань. Но и там, откуда везут ее, она бывает разной. У меня – лучшая. Как бы тебе объяснить… Это как первый отжим масла, который идет в пищу добропорядочным людям и используется для ритуалов. Второй отжим – рабам, а третий – на светильники. Так почему же вы пришли ко мне без денег?

Иуда начал объяснять, что утром мы, окруженные толпой почитателей, сели в лодку, чтобы отдохнуть от людей и помолиться в покое на лоне вод, затем вспомнили, что в Гергесе живет такой хороший человек Венедад, а оставалось уже полпути, и мы не смогли не приплыть и не передать ему привет от его товарища Итана. «И да хранит Бог твои торговые дела, благосиятельный Венедад, ведь ты незаменимый человек, ты драгоценный камень в короне городов приозерья и всей Галилеи», – увенчал Иуда свою речь.

Это льстивое вранье было настолько очевидным, что изощренный ум Венедада отказался верить в то, что это вранье.

Сошлись на десяти статирах с учетом процентов, которые я обещал вернуть через месяц.

Когда закончили торговаться, на крышу, по второй лестнице, ведущей прямо с улицы, поднялась девочка лет семи. Увидев ее, Венедад расцвел.

– Это моя дочь Лилит, – сказал он. – Иди сюда, моя сладкая.

Девочка была ухоженная и милая, в пестрой шелковой накидке. Ее черные блестящие волосы были аккуратно заплетены в косы, в маленьких розовых ушках уже сверкали золотые серьги, а на загорелых ножках красовались искусно сделанные сандалии из мягкой светлой кожи.

– Вся в меня, – гордо сказал Венедад, хотя это прозвучало дико, если видеть его грузное изношенное тело. – Как подрастет, не буду выдавать замуж, пусть помогает мне в делах.

В руках Лилит держала странного белого зверька, покрытого нежной шерстью. Он напоминал огромную мышь с большими задними лапами и комически длинными ушами. Зверек дрожал и был воплощением безобидности. На шее у него была повязана красная шелковая лента.

Девочка подошла к нам.

– Кто это у тебя в руках? – спроси я.

– Этот зверь называется кролик, – ответила она, – папин друг привез мне его из Эллады, они обитают только там, причем в одном-единственном месте – в Олимпии, а больше нигде их не встретишь! Я хотела завести себе дамана, один наш работник часто ловит их на камнях возле виноградников, но даманы кусаются и не такие милые. Еще я хотела барханного кота, который охотится на змей в пустыне, но его для меня никак не могут поймать. У этого кота такие красивые уши! Йесус, а как он спасается во время бури? Ведь ему в уши, наверно, залетает песок?..

Я погладил Лилит по голове и еще поговорил с ней. Девочка оказалась умной.

Венедад принес немного кифа на пробу. Я набил трубку, и мы выкурили ее. Киф был прекрасный.

Служанка подала фруктов и сыра. Затем Венедад велел ей принести нам желанный мешок, пергамент и чернила. Я написал долговую расписку. Мы провели на крыше у Венедада еще несколько часов, а когда до вечера осталось недолго, решили отправляться обратно.

Венедад с дочкой спустились проводить нас, и мы остановились попрощаться возле двери, над которой висел массивный бронзовый футляр со свитком Торы.

Видимо, я так понравился Лилит, что она решила подарить мне своего зверька. Я отказывался, отец тоже запротестовал было, укоряя ее, но Лилит все равно с недетской решительностью вручила мне этого кролика.

Когда мы собирались отчаливать, какой-то древний старик с черной от солнца лысиной и седой до желтизны бородой подошел к лодке, молча протянул мне небольшой сосуд, у которого было отколото горло, и, не говоря ни слова, удалился. Я счел это старческой причудой и хотел было бросить никчемный сосуд на берег, но Иуда решил забрать его с собой, сказав, что бережливость лучше богатства.