Эльдар Саттаров - Чао, Вьетнам

Студентами, обвиненными в симпатиях к ревизионизму, овладел настоящий ужас. По сарафанному радио постоянно поступали леденящие кровь новости о судьбе товарищей, попавших в мясорубку антиревизионистской чистки. Конечно, за всем этим стояла борьба местных группировок и фракций внутри партии. Когда органы забирали одного высокопоставленного руководителя, за ним тянулась вереница рядовых соратников, которые считались «его людьми». Так уж вышло, что оба моих наставника – мой бывший комдив Ши Тань и мой бывший комбат Чан Ван Ча – постепенно перешли в оппозицию могущественной группировке «северян» и попали в опалу у лидеров республики. Этот факт, возможно, сыграл куда более важную роль в моей судьбе, чем мои «ревизионистские» заявления. Никто не знал, по каким критериям в КГБ отбирали тех, кому предоставить убежище в СССР. Советские органы госбезопасности руководствовались своей, никому не понятной, непостижимой логикой. Каждый из невозвращенцев превратился в игрушку слепой и не всегда справедливой судьбы. Спаслись единицы.

Холодным сентябрьским утром я поднялся по трапу Ту-104, следовавшего рейсом из Домодедова в Алма-Ату, сжимая в руке голубой билет в один конец.

Так началась моя жизнь под колпаком у КГБ.

Алма-Ата и впрямь оказалась настоящей красавицей. Каждый район был по-своему примечателен и своеобразен – от казачьих мазанок и старинных добротных хат Малой станицы и Татарской слободки, с которых исторически зародился город, до шумящих зеленой листвой парков Горького и 28 панфиловцев, ровной прямоугольной сети центральных проспектов, местами напоминавших Москву в миниатюре, университетских городков у подножия живописных гор и даже промышленных окраин с их необъятными территориями машиностроительных комбинатов. Все здесь утопало в растительности, пусть не такой буйной, как в субтропиках, но не менее живой и по-своему пышной – повсюду склоняли свои густые кроны мощные великовозрастные деревья континентальных семейств, отбрасывая щедрую тень на тротуары, испещренные бликами солнечного света, лениво пробивающегося сквозь листву. Ровные, прямые улицы, отороченные разноцветными клумбами и сочными газонами, разбегались в твоем поле зрения, пересекая на своем пути многочисленные аллеи из плакучих ив и белоснежных акаций, и бежали во всех направлениях. Они бежали ввысь и по горизонтали и терялись среди яблоневых садов в предгорьях альпийского типа на юге, или в кукурузных полях на западе, или же в необъятной степи на севере, бескрайней как море, зеленой летом, белой зимой. Мне очень понравилось это необычайное сочетание такого множества деревьев с асфальтом и бетоном, их мирное и взаимодополняющее соседство. Столетние тополя, символизируя инвариантность и вечность неразрывной связи нашего вида с природой, триумфально зеленели над преходящим, материальным, минерализованным мирком растущего вширь городского сообщества, как бы передавая ему часть своей мудрости.

Говорят, что впервые город вырос здесь, посреди предгорных рощ, вокруг военной крепости, построенной в прошлом веке, в качестве дальнего южного форпоста во время геополитической Большой Игры царской империи против англичан. Отсюда в свое время отбыл покорять Индокитай никому тогда не известный революционер Хошимин. Сюда же он вернется спустя годы в качестве главы суверенного государства на встречу со своим другом Димашем Кунаевым. Во время Великой Отечественной Алма-Ата принимала массовые потоки эвакуированных, и шпана, собравшаяся здесь со всех уголков страны, оставила по себе память в неформальных названиях отдельных районов: Дерибас, Биробиджан, Турчатник, Невский.

Народ здесь живет радушный, любознательный и гостеприимный, время тянется по-южному неторопливо. Весной в алма-атинском воздухе разливается горная свежесть, а осенью улицы утопают в богатейшей палитре тонов и расцветок. Дожди здесь совсем не такие, как у нас в муссонный период, и, возможно, поэтому у меня постоянно ослабевает желание куда-то отсюда уезжать. Ведь именно в сезон дождей на родине мне почему-то всегда нестерпимо хотелось оказаться где-то еще, в каком-нибудь другом месте. Здесь такого желания совсем не возникало, напротив, хотелось остаться, осесть, пустить корни, чтобы иметь возможность лучше чувствовать перемены внутри себя, а не в шатком и неустойчивом внешнем мире вокруг. Особенно отчетливо я ощутил это, когда встретил ее. Женщину своей жизни. Венеру.