Эльдар Саттаров - Чао, Вьетнам

Когда Хошимин, задрав голову, ошарашенно наблюдал за парашютным полетом первых десантников, показавшихся в небе над Бак-Каном, Зиапу больше всего хотелось провалиться под землю от стыда за то, что он не удосужился защитить штаб хотя бы одной захудалой зениткой. Через минуту он так и сделал – подобно Фантомасам, они скользнули вместе с Хошимином в специальные колодцы, плотно закупорив их люками из утоптанной земли и дерна. Много горьких мыслей пронеслось у них в головах, пока французские десантники бегали прямо над ними, возбужденно крича: «Они должны быть где-то здесь!»

На следующий день, сидя в любимой пещере Зиапа под водопадом, Хошимин грустно спросил его:

– До каких пор, младший брат, мы будем скрываться с тобой и прятаться в родных же краях?

– Недолго, старший брат, обещаю вам, ведь мы уже достойно вступили в бой. Дайте мне немного времени на то, чтобы собрать армию, – ответил Зиап. – И тогда мы обрушим на французов всю мощь народного гнева.

Сквозь прозрачные потоки воды, низвергавшейся со скал над головой, они наблюдали, как усталые партизаны выбираются из тоннелей и разбредаются по своим пещерам – кто чистить оружие, кто писать письма, кто просто спать. Это были опытные бойцы, зарекомендовавшие себя в боях столичного полка, которые повели за собой новобранцев в неравную схватку с силами Валлюи. Сохранив свои силы в этот раз, товарищ Зиап, благодаря успехам, смог многократно приумножить их. Тогда же он начал формирование полноценной рабоче-крестьянской армии, разделив повстанческие силы на тридцать батальонов и сформировав из них двенадцать полков. Он предупредил Хошимина, что победа будет нелегкой и прольются потоки крови. Вождь понимающе кивнул.

Что бы там ни было, а у нас начались летние каникулы! Это были самые долгие каникулы в году. Можно было месяцы напролет купаться, загорать, играть в пинг-понг и танцевать фокстрот по вечерам. В последний день учебы наш хор мальчиков отправили на Центральную радиостанцию Сайгона. Поскольку в том же году нас приняли в «скуты», то есть в бойскауты, мы должны были явиться на мероприятие в униформе. Мы шли по улицам стройной колонной – во французских беретах, черных матросских куртках и шортах, белых гольфах и начищенных коричневых ботинках, со старательно повязанными черными фулярами на шеях и с обязательными лотарингскими крестами, нашитыми на рукавах. Потом нас транслировали в прямом эфире. Мы пели «Марсельезу». Каждый из нас придавал собственное значение торжественным словам гимна. Лично я вкладывал всю душу в эту славную песню о борьбе против кровавых знамен тирании.

Когда я вернулся домой, дядя Нам на кухне уже переключился с официальной радиостанции и тайком слушал партизанскую волну «Голос Вьетнама». «Нет ничего дороже свободы и независимости! – глухо вещал Хошимин из сырых пещер далекого и сумрачного Вьетбака. – Наша война – это война тигра со слоном, помните? Притаившийся в джунглях тигр продолжает истощать и терзать грузного и неповоротливого слона своими молниеносными нападениями». Тигр и слон готовились к решающей схватке. Инертные массы постепенно начинали приходить в движение. Дядя Нам обернулся и, увидев меня, велел мне помогать сестре готовить передачку со съестным и лекарствами для моих отчима и матери – вечером придет связной, и я могу передать ему записку. Что я мог написать своей матери в партизанские джунгли – чтобы она забрала меня к себе?

Французское командование тогда объявило охоту на дядюшку Хо и даже назначило баснословную цену за его голову, равно как и за головы его сподвижников, входивших в состав ЦК партии и правительства ДРВ. Генералы продолжали высаживать в Танчао многочисленный десант, тщательно, метр за метром, прочесывавший лесистые горные массивы, но неуловимый враг всякий раз ускользал и растворялся в чащах, среди непролазных зарослей, под землей, под водой, на деревьях, ловко избегая неравного прямого столкновения. Партизаны умело пользовались климатическими и сезонными переменами, разливами рек, естественными преимуществами местных гор, и батальоны французских десантников, охотившиеся на них, то и дело попадали в засады, где их безжалостно и хладнокровно уничтожали. С большими потерями колониальным войскам всякий раз приходилось отступать к укрепленному Ханою. А через пару лет они были вынуждены практически полностью перейти к оборонительным действиям. В сезон сбора урожая в дельте Красной реки между противоборствующими сторонами то и дело вновь вспыхивали яростные бои за рис. Вот тогда-то французы и решили превратить эту войну в гражданскую – вызвали из Гонконга «гражданина» Бао Дая, наделили его «президентскими» полномочиями и снабдили собственной «Национальной армией», которой было позволено «охранять» мирные районы, то есть беспрепятственно мародерствовать в них, в то время как на всех боевых направлениях продолжали концентрироваться силы Экспедиционного корпуса. Интересно, что одним из виднейших генералов Национальной армии стал бывший лидер «Комитета налетчиков» Бай Вьен, вконец рассорившийся с местной коммунистической верхушкой, возглавляемой, как и прежде, предателем Чангом. Ближе к концу войны французы даже произвели бывшего пирата в кавалеры Ордена Почетного легиона. Банда Бай Вьена сеяла ужас среди населения бедных районов: они безнаказанно нападали на частный бизнес, магазины, насиловали женщин. Что и говорить, они нападали даже на французов и отбирали у них оружие, из которого потом убивали коммунистов. Отпор бандитам и французским солдатам в то время могли дать лишь вооруженные формирования Одноглазого – генерал-лейтенанта Биня Нгуена. Они скрывались на болотах под Сайгоном и регулярно устраивали засады и вылазки в Сайгон – ликвидировали вражеских солдат и пиратов, забирали их оружие. Одноглазый командовал четырьмя из семи партизанских зон Кошиншины. Когда каратели пытались устраивать облавы среди болот и озер Долины джонок, немногочисленные партизанские отряды ныряли под воду в камышовых зарослях и часами скрывались там, дыша через тростниковые трубочки.