Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

Аполлодор развел руки в стороны и указал глазами на Клеопатру:

— Невозможно остановить царицу, если она решилась на что-то.

И он рассказал, как они добирались сюда. Тайно покинули лагерь, миновали посты противника, сели в маленькую лодку и с наступлением темноты пристали вблизи царского дворца.

Так как иначе было трудно остаться незамеченной, Клеопатра забралась в мешок для постели и вытянулась в нем во всю длину. Аполлодор обвязал мешок ремнем и внес его через двор.

— Ты удивительная женщина, царица! — невольно воскликнул Цезарь.

— Я — женщина! — лукаво улыбаясь, ответила Клеопатра.

Она не преувеличивала — эта восемнадцатилетняя девушка могла считаться эталоном всех женских прелестей и женских хитростей тоже.

Чтобы не обнаружить ее присутствие во дворце, Цезарь предложил ей для отдыха комнату, смежную со своей. Аполлодор ушел, а она удалилась к себе. Цезарь лег, но никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, вздыхал, не в силах отогнать от себя не только образ Клеопатры, но и ее запах, тепло ее тела. Она словно бы обволокла собой его сознание, заглушила все мысли, все чувства, не касающиеся ее. Цезарь никогда не считал себя поклонником плотских удовольствий, к тому же и возраст — ему уже исполнилось пятьдесят три года — предполагал иные устремления. Но сейчас он чувствовал себя мальчишкой, еще не знавшим женщины и изнывающим от страстных желаний.

Он услышал шорох и резко поднял голову — легко шагая, словно плывя в воздухе, к нему подошла Клеопатра. Он не поверил, что это она, подумал, что это все то же мучающее его видение, и вздрогнул всем телом, услышав ее голос.

— Я хочу быть рядом с тобой, Цезарь, — прошелестела Клеопатра и, грациозно пригнувшись, легла рядом.

Он снова вздрогнул, когда ее рука легла ему на плечо и, скользнув, обняла шею. Ее лицо приблизилось к его лицу, а губы коснулись его губ. Он услышал:

— Доблестный Цезарь, это поле сражения останется за мной.

Больше он ничего не слышал, не видел, а только ощущал. Ее гибкое тело было и жарким и прохладным одновременно, оно скользило как змейка. Цезарь обнимал Клеопатру, а она выскальзывала из его рук и обнимала сама. Ему казалось, что он умрет от страсти, которая все нарастала и нарастала, не проливаясь удовлетворением. Он думал, что умрет, и ему хотелось умереть. Ему, полководцу, серьезному государственному мужу, человеку, еще в юности поставившему перед собой цель добиться высшей власти, хотелось умереть в объятиях этой девочки-женщины, так просто и легко покорившей его.

Она ушла на рассвете, как и ночью проплыла, не касаясь ногами пола. Цезарь поднял голову в то мгновенье, когда дверь за нею прикрылась — мягко, беззвучно. Он глубоко вдохнул и длинно, протяжно выдохнул. Понял и ощутил, что эта женщина взяла над ним полную власть, пленила в самом реальном смысле. «Этого не должно быть», — подумал Цезарь, но не очень уверенно: подспудно ему желалось, чтобы все это обязательно было.

Пять дней Цезарь не выходил из своих покоев, потеряв счет времени, не различая ни дня, ни ночи. Клеопатра приходила, была с ним, уходила и возвращалась опять. Но ему казалось, что она всякую минуту находится рядом — ее телесное присутствие и ее образ слились в его сознании в одно. Это была болезнь без надежды на выздоровление, главным образом потому, что он и сам не хотел выздоравливать. Когда к нему являлся легат Фуфий Гирций с докладом или его трибуны, он только нетерпеливо махал рукой:

— Потом, потом…

Это «потом», наверное, никогда бы не наступило, если бы не Клеопатра, сказавшая ему однажды:

— Цезарь, Цезарь, ты, кажется, забыл, где и зачем находишься.

Он удивленно посмотрел на нее:

— Что ты имеешь в виду?

Клеопатра рассмеялась, села (разговор происходил в постели), уперлась руками в его грудь:

— Женщина — всего лишь источник наслаждений, награда воину, любовь к ней не может быть целью.

— Какой целью? — переспросил он.

Она лукаво улыбнулась:

— Целью жизни, конечно.

— Ты говоришь о себе? Значит, ты… — начал было Цезарь, впервые за эти дни почувствовавший нечто похожее на угрызения совести, но Клеопатра перебила:

— И о себе тоже. Я — всего лишь женщина, ты не должен отдаваться мне целиком, ведь тебя ждут великие дела, Цезарь.

— Ты хочешь сказать… — Преодолевая сопротивление ее рук, он приподнялся на локте, но она опять перебила, выговорив с неожиданной жесткостью:

— Я хочу быть любимой великим человеком!