Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

— Кто ты и что там?

— Я — Гиппократ, личный врач царицы. Я должен был доставить ей на симпосий свежих фиг.

— Открывай!

Я наскоро вознес молитву к змеиной богине Буто, чтобы ее священный символ продолжал сохранять покой.

Центурион со сладострастным выражением лица рассматривал фиги. Я опередил его, выбрал три самых красивых и поскорее задернул покрывало.

— Ни слова! — прошипел я. — Если царица узнает/что римлянин…

— Подумаешь! — презрительно сказал центурион и медленно отошел.

— А, вот и вы! — обрадованно воскликнула Клеопатра, когда я вошел» Я поклонился и, махнув рукой, отослал рабов прочь.

— Их подадут нам на десерт, — прибавила царица.

Затем внесли блюда: жареных голубей, разнообразные

овощи, фруктовые соки и печенье, потому что летом наша царица любила только легкую еду.

Кто еще присутствовал на этом обеде, кроме Мардиона, Ирас, Шармион и меня? Я часто с тех пор задавал себе этот вопрос, однако сегодня так же не в силах ответить на него, как и раньше. Знаю, что гостей было не меньше десяти человек, но, должно быть, я впал тогда в какое-то оцепенение, потому не мог ничего воспринимать.

Обед прошел спокойно и даже весело, за разговорами о каких-то пустяках. При этом один из гостей заметил, что царица не пьет вина.

— Нет, — сказала она, — сегодня мне не хочется. Может быть, ночью, когда станет прохладней.

Может, я посоветовал ей не пить вина, потому что оно замедляет действие змеиного яда? Об этом я тоже не могу сказать с уверенностью. Я очнулся, только когда царица сказала:

— Олимп, у меня есть для тебя одно поручение.

Она протянула мне свиток с царской печатью.

— Отнеси это Октавию и передай ему лично — слышишь? Только ему и никому другому! Прощай и сделай свое дело хорошо!

В первый и последний раз — с тех пор, как я был ее личным врачом — царица назвала меня моим настоящим именем.

Она отпустила тебя, подумал я, и вернула тебе собственное имя. Я поискал взглядом мою возлюбленную, но Ирас сидела опустив голову. Она была уже «по ту сторону» и не хотела больше сохранять никаких связей с этим миром.

Октавий расположился в старом царском дворце, и мне показалось, что он ожидал этого известия. Это была наша первая личная встреча, и я был так поражен, увидев привлекательное и юношески красивое лицо этого тридцатилетнего человека, что на какое-то время потерял дар речи. И этот нежный Эфеб должен стать властелином мира? Этот худощавый невысокий человек совсем не был похож на солдата, и я понял, почему он не принял вызов Антония на поединок.

Октавий прочитал свиток, положил его на стол и сказал мне и присутствовавшим офицерам:

— Она так со мной простилась, что я уже опасаюсь… Взгляни, Долабелла, что там… Может быть, понадобится и твоя помощь, Олимп.

Мы вскочили на лошадей, чтобы быстрее преодолеть эти несколько стадий, однако все равно прибыли слишком поздно.

Клеопатра в царском облачении лежала на своем роскошном золотом ложе. Рядом неподвижно скорчилась Ирас, моя возлюбленная. На губах ее выступила черная пена, глаза были полуоткрыты. Шармион сидела прислонившись к кровати и, кажется, еще дышала.

— Что это значит? — взревел Долабелла.

Шармион слабо кивнула и сказала прерывающимся голосом:-

— Она ушла, как подобает царице.

Я склонился над Ирас, закрыл ей глаза, вытер лицо и подложил под голову свой свернутый плащ. Когда я взглянул на Шармион, она уже не дышала.

Негодование Долабеллы быстро прошло, он был бодр и возбужден.

— Теперь уже ничего нельзя сделать. Олимп, ты можешь установить, отчего умерли дамы?

Я отвернул рукав пышного платья Клеопатры и указал на две маленьких красных точки на запястье:

— Царица соединилась со священным уреем — она умерла от укуса змеи. Ирас и Шармион проглотили мышьяк.

— Который дал им ты?

— Нет, Долабелла, они достали его сами.

— А откуда взялась змея, если это действительно было так?

— Я принес ее сегодня в корзине с фигами.

Парень пытался выглядеть строгим, но это вызывало только улыбку.

— Тебе придется ответить за это.

— Вы сами вынудили ее это сделать, я лишь выполнил приказ моей царицы.

Потом меня увели.

Надежды, что мое положение скоро прояснится, оказались напрасными. Из зала, где умерла царица и обе ее придворные дамы, меня, как опасного преступника, отправили в государственную тюрьму — мрачное здание с толстыми стенами и высокими башнями в восточной части дворцового квартала. Я сидел в тесной и темной клетке, однако уже на четвертый день меня под охраной четырех солдат вновь привели домой. Здесь, как мне сказали, я должен буду ожидать, пока Цезарь — имелся в виду Октавий — решит мою судьбу.