Зигфрид Обермайер - Под знаком змеи.Клеопатра

— Я Эврикл из Спарты, сын Лaxapa, которого ты приказал казнить. Я пришел отомстить за смерть моего отца!

Император только презрительно рассмеялся в ответ.

— Нельзя мстить за разбойника, которого покарали по закону. Если ты сейчас же не повернешь обратно, то вскоре последуешь, за своим отцом!

То, что произошло затем, было сделано с таким навигационным мастерством, что даже Антоний не мог не признать этого.

Эврикл метнул свое копье в императора. Тот лишь рассмеялся, но ни на пядь не отступил: ветер отнес копье далеко в море. Дерзкий спартанец отвернулся, бронзовый нос его судна протаранил квинквирему, на которой прибыл император, взял ее на абордаж и отошел, прихватив также один из наших кораблей, на который была погружена столовая посуда. О преследовании нечего было и думать, но мы надеялись, что это происшествие примирит нашу высочайшую пару или, по крайней мере, слегка сблизит их.

Однако Антоний отказался от всяких попыток встретиться с царицей, сказав, что он разочаровался в людях, так же как и в помощи богов. Затем он снова уселся в угол на баке, позволив только, чтобы Алекс время от времени приносил ему кувшин вина и что-нибудь поесть.

Так продолжалось три дня, затем вдали показался мыс Тенар, южная оконечность Лаконии. Эта база была слишком мала и незначительна, чтобы Октавий стал захватывать ее. Здесь нас ожидали несколько хороших известий.

Выяснилось, что Канидий Красс с двенадцатью оставшимися легионами удерживал свою позицию, и император, — как узнали мы от Алекса, — направил ему приказ безотлагательно отойти через Македонию в Азию.

На третий день благодаря долгим стараниям Шармиона Ирас, Алекса и моим удалось склонить поссорившуюся пару к беседе — исключительно с помощью хитрости и коварства. План придумал я, а осуществить его предстояло всем остальным. Император должен был показать, что он глубоко уязвлен, и предложить Клеопатре, чтобы она, если хочет, оставила его, униженного и побежденного, и вместе со своими друзьями без всяких предварительных условий отдалась на милость Октавия. Сам же он соберет в Азии войско и решит, стоит ли ему бороться дальше или осталось только броситься на меч.

Алекс, по-прежнему один из самых близких к императору людей, помог посвятить его в этот план, а Шармион передала слова императора царице. О том, как это было, в тот же вечер рассказала мне Ирас.

Шармион еще не успела договорить до конца, когда царица гневно воскликнула:

— Вот, значит, как! Этот господин хочет скрыться в Азии и даже обдумывает самоубийство, а я должна пасть на грудь Октавию и положиться на его милость. Кончится тем, что Египет будет захвачен, а меня закуют в цепи для украшения его триумфальной процессии. Нет, нет и еще раз нет! Ничего еще не потеряно! У нас есть еще легионы Канидия Красса, в Египте осталось еще семь, а в Киренаике — четыре легиона под командованием легата Пинария Скарпы. Кроме того, наши союзники вновь соберут войска, государственную казну мы спасли… Сражение проиграно, но война еще нет! — воскликнула она, поднявшись.

Да, это было старое утешение побежденных правителей. И действительно, нередко военное счастье отворачивалось от победителей — например, когда они выигрывали три битвы и терпели поражение в четвертой, решающей.

Гнев Клеопатры не утихал до самого ужина, когда она села за стол Антония, обозвав его малодушным неудачником, тряпкой и трусом, который вместе с кораблями потерял и свое хваленое мужество. Антоний сделал вид, что он раскаивается, признал, что его возлюбленная во всем права, что она полностью излечила его от малодушия и он чувствует теперь настоятельную потребность действовать.

Ужин превратился в симпосий по случаю примирения и кончился — по крайней мере, для мужчин — настоящей попойкой. Когда женщины удалились, Антоний напыщенно стал уверять, что он ни минуты не считал свое дело проигранным, но в отношении женщин необходимо придерживаться определенной тактики… И так далее, в том же духе — а друзья его радостно смеялись и поддакивали. Если бы в этот момент вошел кто-то непосвященный, он вполне мог бы решить, что наш симпосий устроен по случаю победы.

Я не знаю, заметили ли остальные, что Антоний вовсе не был таким уверенным, как хотел это показать. Его убежденность, что мы во всем превосходим противника, рассеялась. Говоря об оставшихся легионах, он сознавал, что все это скорее предположения, потому что нельзя было утверждать наверняка, как обстоят дела у Кассия и его людей. Кроме того, он не был уверен в своих союзниках, ведь после поражения под Акциумом они могли отказаться поддерживать его.