Игорь Смольников - Острее клинка

— Ты так думаешь? — сомневался Сергей.

— Бесспорно! Кончишь свою сказку, я подготовлю погреб. Напишем в Петербург, перевезут станок. Первая книжка — твоя сказка. Я сам буду набирать. Ну что, хорошая идея?

— Мою-то сказку не обязательно первой. И получится ли еще…

— Ишь ты, скромник. Не боги горшки обжигают. А теперь давай освобождай чурбак, размяться надо.

Димитрий поднял с земли топор, поставил на чурбак полено, поплевал на ладони:

— Мы все могем, только не могем в часах топором размахнуться!

Вскинул топор над головой и с треском раскроил березовое полено.

Через три дня учитель благословил своих учеников.

— Одежонку вам подходящую справить надо, — посоветовал Петр напоследок, — эту скиньте.

Армяки, лапти достал Ярцев, а еще через пару дней из деревни Андрюшино по проселочной дороге вышли на приволье два мужика, с пилами, завернутыми в рогожу, с топорами за спиной, заткнутыми за веревочные пояса.

Мужики были молодые, шли ходко, а как зашли в первый по дороге перелесок, лихо запели:

В деревню Петровку они вошли тихо, как и положено мужикам-работягам, выбрали избу с крепким плетнем да тесовой кровлей и постучали.

Как следует поторговавшись с хозяином, они стали к нему на работу, и до самого вечера во дворе раздавались взвизги пилы и хряск топора.

Вечером работники отправились на посиделки.

Ничего необычного в этом тоже не было: ребята они были молодые и, видать по всему, неженатые. Один из них здорово плясал. Никто из деревенских плясунов не мог с ним потягаться. Но все обошлось аккуратно, пришлые парни знали этикет, и ни один из них не набивался в провожатые к местным красавицам.

На второй день они работали у зажиточного мужика Василия Козлова. Отработав, на посиделки не пошли, а завернули к другому крестьянину, Макару Власову, мужику небогатому. Как они с ним сговорились, никто в деревне не знал, да это никого и не занимало.

Макар был известный всей деревне книгочей, не пропускал ни одного коробейника, и последний нужный в хозяйстве грош мог пустить на какую-нибудь картинку или книжку. За это в деревне над ним посмеивались, но за грамоту и за то, что с самим волостным писарем мог вступить в пререкания, уважали. Короче говоря, вечером у Макара в избе собралась компания: человек десять деревенских и пришлые.

Тут вот местные мужики и подивились. Никогда раньше таких разговоров они не слышали — про то, что в России вся жизнь скоро переменится, не будет в ней ни чиновников, ни помещиков, ни самого царя…

Под конец большеголовый парень вытащил из мешка тетрадочку и стал читать забавную сказку про копейку — и все в той сказке было по правде: и как мужик потом-кровью добывал себе эту копейку, и как тут же ее лишался.

И поп, и помещик, и становой были как живые. А когда парень веселым голосом читал про то, как становой спасался от мужика, свалился с лошади, лежал, помирая со страху, а собаки подбежали к нему, подняли лапки и обошлись по-своему, а становому почуялось, будто он кровью истекает, — такой хохот сотряс воздух Макаровой избы, что она, казалось, вот-вот разлетится по бревнышкам.

Так и пошла одна деревня за другой — где получше, где похуже, но всюду была работа, всюду, хотя порой и настороженно, их слушали.

До поздней осени ходили друзья по деревням, и Сергей даже задумал и начал сочинять еще одну сказку.

В конце ноября завернули в большое село Алферово.

Вечером, когда Димитрий и Сергей располагались на ночлег, в избе объявился волостной старшина, крепкий мужик в суконном кафтане, деревенский староста, тоже представительный и немолодой, и мужчина помоложе, на вид полудеревенский, полугородской, как потом выяснилось — волостной писарь.

Старшина перекрестился на иконы, густо поздоровался с хозяевами, сел на лавку и без обиняков спросил:

— Вы, стало быть, народ смущаете?

Сергей с Димитрием переглянулись, ничего не ответили, но смотрели так, что всем своим обликом выражали почтение начальству.

— Книжки читаете, — сказал староста.

— Мы по дровяной части, — с оттенком недоумения подал голос Димитрий.