Питер Грин - Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

— Я тебя понимаю. Знаю, с этим садом у тебя связаны приятные воспоминания. Но и ты пойми меня.

Я глянула в эти бесхитростные голубые глаза, в это простое мягкое лицо; раздражение и вина бушевали в моей голове, и я подумала: а ведь мне следовало бы почесть смертельным оскорблением, что Йемена, с ее написанной на челе невинностью, не до конца представляет себе, сколь это для меня важно! Могла ли я даже подумать, что заговорю с ней об Аттиде?

— Да, — ответила я. — Понимаю.

— Ты всегда была так добра к Аттиде. Право, мы очень благодарны тебе. Иногда я чувствую, — тут она издала нервозный смешок, — что ей требуется нечто большее, чем я как мать могу ей дать. Она какое-то странное дитя. Я никогда не понимала… — Тут Йемена снова прервалась, очевидно не зная, что сказать.

Я ждала, призвав весь свой запас терпения.

— Так что же? — сказала я.

Йемена пригладила себе волосы:

— Понимаю, тебе сейчас трудно говорить об этом. Я больше не хочу тебя мучить.

В воздухе между нами повисла некая неловкость.

— Не понимаю, — сказала я, хотя все понимала слишком хорошо.

— Аттида говорила, что все это время ты была, — Йемена сделала нерешительный знак рукой, — очень расстроенной. Пожалуйста, не подумай, что мы за вами подглядываем. Но, право, мы принимаем близко к сердцу все, что у Аттиды на душе. Мы не могли не заметить, что вы, — она мгновение поколебалась, прежде чем продолжить, — в последнее время виделись друг с другом куда реже, чем прежде.

— Да, — ответила я.

Добавить было нечего.

— Она сказала, что думала, будто ты не в себе. Она прекрасно понимает тебя, Сафо. — Йемена поглядела мне прямо в лицо, в глазах ее был различим едва заметный налет упрека. — Ты должна понимать, как она к тебе привязана, в какой степени она теперь зависит от твоей любви и поддержки.

— Конечно, еще бы мне такое не ценить! — воскликнула я, а сама думаю: что же Аттида могла рассказать своей матери? И что я могу сказать ей теперь? Возложить всю вину на бессмертную Афродиту? «Она будет любить тебя сейчас и вечно, как ты меня о том просила». Да, это было верно, и более чем верно. Ее преданность была постоянной и безупречной, ее страсть день ото дня возрастала, становилась все глубже и яростней! Нет, я сама во всем виновата! Принимала собственную страсть как нечто само собой разумеющееся, и вот теперь богиня решила преподать мне жгучий урок.

Горькая правда заключалась в том, что в эти дни мне было почти невыносимо, если Аттида находилась где-нибудь поблизости. Отчасти из-за того, что мое раздувшееся тело внушало мне самой отвращение и меня коробило при одной мысли, что она может не то что дотронуться, но и просто взглянуть на него; а отчасти — потому, что (в своем полуистерическом состоянии) я находила ее слишком похожей на ребенка, который занят только собой и слишком много требует от других. Я стала обращаться с бедняжкой самым непростительным образом: я временами становилась грубой, холодной, резкой, властной и раздражительной. Я выходила из себя, отталкивала ее руки, протянутые для ласки, обрывала ее, когда она хотела поговорить со мной о чем-нибудь высоком. Принимая ее безмерную доброту как нечто мне положенное, я с яростью нападала на нее, когда усматривала в ее поступках малейший к тому повод. Она подчас до того наскучивала мне, что я иногда удивлялась: что же я, в самом деле, такого в ней нашла? Наконец после одной особенно жестокой ссоры я повелела ей удалиться и оставить меня в покое. Пораженная, она сказала печально: «Что ж, коли ты действительно именно этого хочешь…» — и ушла, словно побитый ребенок, теряясь в догадках, почему ее любовь должна выносить такие вот унижения.

Я слишком хорошо знала, что именно ненависть к самой себе подвигла меня на это жестокое, бессмысленное, заслуживающее презрения поведение. Аттида была живым воплощением моего разрушительного эгоизма. Она явилась воплощением меня — той, которой я сейчас не могла бы смотреть в лицо. «Эта слепота не вечна», — сказал Алкей, и теперь богиня открыла мне глаза, когда сочла нужным. Аттида права, что боится провидения. Я с горечью вспомнила слова, сказанные Алкеем при расставании: «Ответственность будет лежать только на тебе». Богиня ответила на мою молитву, но ценой этого был крутой поворот в одной человеческой судьбе. Теперь я обязана была распутать последствия.

Я сказала Йемене:

— Думаю, мы и в самом деле потрепали друг дружке нервы. Я сама во всем виновата. Я была немного не в себе в течение нескольких последних месяцев.