Я увидела, как Питтак наклонился вперед и коснулся своей рукой в перчатке конской уздечки, будто собирался отвязать ее. За это время он отстал от Мирсила на два-три локтя. Мы как раз поравнялись с первой рощей, и я залюбовалась ослепительной игрой света и теней. До меня донесся крик сойки… и еще некий странный звук, похожий на резкий свистящий вздох, который сразу оборвался. Мирсил подскочил, дернулся, распростер руки, пурпурный плащ упал с его правого плеча; за мгновение до того, как он рухнул наземь, мы увидели торчащую у него как раз под левым соском длинную критскую стрелу с черными перьями.
Вся колонна резко и с шумом остановилась, начался хаос; Питтак, подтянув левой рукой вожжи, вынул меч из ножен и метнулся вправо, в кусты, откуда вылетела стрела. В это самое мгновение Церцил скакнул вперед, будто хотел заслонить собою Питтака; рука его была поднята, ветки кустарника хрустели под копытами коня. Тут снова раздался зловещий звук, и я увидела, как мой муж, схватившись за горло, упал вслед за Мирсилом; кровь так и хлестала у него между пальцами.
— Нет, — шептала я, — нет, только не это! — Совсем как ребенок, разбивший дорогую игрушку, которая тешила его еще мгновение назад и теперь лежала грудой никчемных осколков у его ног.
Воины подняли дикий крик, но что они кричали, я не могла разобрать. Половина конников рванулась через рощу в бессмысленное преследование противника, которого они даже не видели. Лучники окружили нашу повозку, крича, чтобы мы легли на пол. Горго и тетушка Ксанта уже лежали плашмя. Андромеда закрыла голову руками, тетушка Елена сидела недвижно, глядя вперед остекленевшими глазами. По этой мертвой, лишенной всякого выражения маске невозможно было понять, что она в действительности чувствует.
Ирана тоже не пошевелилась. Она как перегнулась за борт повозки, так и осталась в том же положении, с несчастным видом держась за поручень. Она словно не замечала опасности — самым тяжким испытанием для нее была постоянная дурнота. Это зрелище вызвало во мне приступ истерического смеха; когда же он прорвался наружу, разбудив мои наполовину парализованные чувства, меня неожиданно тоже стало мутить. Я наклонилась вперед; в голове моей словно гудели колокола, а глаза застлала чернота, сыплющая молниями, словно грозовая туча. К тому времени, когда я пришла в себя, колонна уже повернула назад к Митилене, оставив опасную рощу далеко позади.
Питтак, как все единодушно согласились, овладел ситуацией с удивительной быстротой и мужеством. Потерь больше не было, хотя впоследствии еще одну стрелу нашли торчащей в дереве, а другую глубоко воткнувшейся в борт нашей повозки. Жаль, говорили все вокруг, что убийцы скрылись, но, хоть их и не поймали, нетрудно было догадаться, чьих это рук дело.
Меня же, как вдову Церцила, окружили большим почетом, особенно когда все узнали о моей беременности.
В тот самый день, когда весть о попавшей в засаду колонне облетела Митилену (а по некоторым сведениям, еще раньше) в некоторых прибрежных тавернах стали распевать новую застольную песню, начинавшуюся так:
Пить, пить давайте!
Каждый напейся пьян.
Хоть и не хочешь, пьянствуй!
Издох Мирсил. [130] Перевод Вяч. Иванова.
И снова прошел слух, будто сочинил ее не кто иной, как Алкей. Не прошло и суток, как Питтак собрал Совет на чрезвычайное заседание и убедил членов Совета предоставить ему особые полномочия с целью подавления вооруженного мятежа, в числе зачинщиков которого были названы, помимо прочих, Антименид и Алкей.
После этого он вышел из палаты в полном вооружении и выступил с краткой речью перед взволнованной толпой, которая, прослышав об отваге Питтака, собралась перед Советом.
— Вам нечего бояться, — сказал он, — предприняты шаги, имеющие целью предупредить беззаконие и безвластие.
Толпа приветствовала героя столь бурно, что возгласы отозвались эхом. Только впоследствии эти люди начали понимать, сколь далеко простирались полномочия, которые захватил себе Питтак.
Питтак был назначен первым гражданским магистратом [131] Магистрат — городской начальник или должностное лицо.
и военным главнокомандующим, что давало ему право налагать вето на решения городского Совета и отзывать любой закон. Сроки полномочий не назывались — ведь вводились они как неотложные меры в чрезвычайных условиях. Таким образом, Питтак сделался тираном Митилены — точно таким же, как Периандр. Более того, он вознамерился употребить свои полномочия для изменения законов и конституции города. Тридцать лет он упрямо шел к вершинам власти, и вот наконец борьба увенчалась успехом.
Читать дальше