Питер Грин - Смех Афродиты. Роман о Сафо с острова Лесбос

— Ты что, подкупил его? — скучным тоном спросила я.

— Не пришлось. Я сказал ему, что есть двое-трое весьма влиятельных граждан, которые шьют ему дело по обвинению в прелюбодеянии. И, кстати, отнюдь не на пустом месте, говорю это тебе для твоего же блага. Но я заверил его, что если он уберется подобру-поздорову, то ход делу дан не будет.

То ли от потрясения (хоть я всем сердцем чувствовала, понимала, к чему все идет!), то ли от воздействия зелья меня охватил полный физический паралич. Все мускулы моего тела онемели и сделались безжизненны, будто Харакс, взяв на себя роль Медузы Горгоны [24] Медуза Горгона — старшая из трех сестер Горгон — дочерей Форкиса и Кето. Когда она забеременела от Посейдона, Персей отрубил ей голову, глядя в медный щит, чтобы избежать ее взгляда, превращавшего все живое в камень. Голову Медузы Персей отдал Афине, которая носила ее на своей эгиде. мужского пола, превратил меня в серый камень.

— Понимаю, — произнесла я, едва шевеля губами.

— Твой возлюбленный устроился матросом на грузовой корабль два дня назад, — с удовлетворением улыбнулся Харакс. — У меня есть кое-какие связи с портовым начальством. Все сделано так, что комар носа не подточит.

Мне оставалась последняя крохотная надежда.

— А этот корабль, — прошептала я, — уже уплыл?

— Корабль? Уже уплыл, — небрежно бросил он. Мог бы и добавить: «А что, помчишься за ним вслед?» У такого бы язык повернулся…

Два кратких слова, точно два пузыря, вспенились у меня на губах.

— Когда? — прошептала я. — Куда?

Харакс устремил на меня взгляд, — и я впервые прочла в его глазах подлинную жалость.

— Вчера на рассвете. Кружным путем на Сицилию.

Значит, это был один из наших кораблей. Туда везут

вино, обратно зерно. Путь лежит к югу от Пелопоннеса [25] Пелопоннес — полуостров, связанный с материковой частью Истмийским перешейком. , мимо Крита и Цитеры, во избежание уплаты пошлин в Истме. С экипажем, набранным за медные гроши, при постоянной угрозе страшных бурь, гуляющих над Ионическим морем.

Словно читая мои мысли, Харакс ответил:

— Да не волнуйся ты. Право, не все мои корабли идут на дно. Есть же у меня, в конце концов, какая-никакая торговая жилка! А что касается твоего любовника, то едва ли Посейдон [26] Посейдон — бог морей, всех источников и вод. Он был и владыкой земных недр, земных богатств и повелителем землетрясений. Своим трезубцем он мог вызвать землетрясение или бурю, появлялся всегда с огромной свитой, состоящей из морских божеств низшего ранга и морских животных. Разгневанный ослеплением своего сына Полифема, он жестоко преследовал Одиссея. В честь него праздновались Истмийские игры. примет такого на дно морское. Скорее всего, он по-другому кончит. С ножом в спине.

— Уйди, — взмолилась я. — Пожалуйста, оставь меня!

Он замялся, переступая с ноги на ногу.

— До тебя что, и впрямь не доходит, что твое положение безнадежно? — выдавил он наконец.

— Да. Совершенно безнадежно. Согласна.

У меня уже начали слипаться веки.

— Ты потрясена. Я это вижу. Но ты это скоро переживешь.

— Надеюсь.

— Тебе просто необходимо снова заняться сочинительством. Это тебя отвлечет.

«А вот начну, — подумала я, — а вот займусь! Только не так, как ты думаешь. Времена не те». Нет, мне нужно собрать осколки своей жизни и взглянуть на них как на целое! Очистить свои страдания с помощью слов. Расплавить свою боль, перелить ее в нечто зримое. Поджечь рану, чтобы раз и навсегда вылечить. Мне не оставалось ничего другого.

Я сделала попытку улыбнуться.

— Спасибо, братец, — только и сказала.

— Вот увидишь, все будет отлично. А я пока поищу ходы-выходы в юридических тонкостях. Тебе не о чем будет беспокоиться.

Я сомкнула глаза и словно свинцовой гирькой упала в большой черный водоворот, в затягивающую пропасть тьмы. Прежде чем успела открыть рот, чтобы закричать или. хоть взять дыхание, впала в забытье. Я так и не услышала, как Харакс ушел.

Зря я сомневалась насчет египетского снадобья, которое подарил мне Алкей. Я проспала, как он и говорил, двенадцать часов. Когда проснулась, было уже совсем темно; потянулась так, что у меня захрустели все косточки. Последний раз я была такой жизнерадостной и бодрой много месяцев назад. Затем туман рассеялся, и я вспомнила обо всем. Но боль уже не была такой жгучей. Похоже, пока я спала, мои нервы обросли защитной оболочкой.

Он уехал — непоправимо уехал, — а я осталась.