Антонин Ладинский - Последний путь Владимира Мономаха

Никто не знал, о чем он думал в этот час.

Однако Злат даже сквозь хмельной туман стал соображать, что неспроста монахи ищут обугленный молниями дуб. Теперь все становилось понятным, когда он вспомнил пьяный шепот монаха. Странники искали зарытое в земле серебро. Какую-то тайну открыл им престарелый воин… Тридцать три шага на полночь… Должно быть, поручил им найти свое сокровище. Чтобы монахи молились о спасении его души…

Иноков уже не было в корчме. Вспоминая слово за словом шепот Лаврентия, гусляр позвал приятеля:

— Даниил, не знаешь ли, что это за люди?

Оторвавшись от каких-то своих тайных мыслей, отрок повернулся к нему:

— Какие люди?

— Странники, что мед пили, про дуб спрашивали.

Даниил пренебрежительно махнул рукой:

— Они некогда в Печерском монастыре жили. Но немало лет, как их изгнали.

Кузнец находился в блаженном состоянии. Он тихо пел песенку, повторяя одни и те же слова:

Дунай мой, Дунай, тихий Дунай…

— За что их выгнали? — спрашивал Злат отрока.

— Писал там иконы некий художник по имени Алимпий, бессребреник великий. Богатый боярин поставил церковь в Киеве, на Подоле, и захотел украсить ее иконами. Он дал серебро и три доски печерским монахам, чтобы они уговорились с иконописцем. Монахи плату взяли у мирянина, но Алимпию ничего не сказали. Когда боярин пришел за своим заказом, монахи ему сказали, что художник еще требует денег, и тот увеличил плату без всякого сожаления, зная чудесный дар Алимпия… Неужели ты не знаешь об этом?

— Не знаю.

— Всем это известно. Мирянин пожаловался игумену Никону, и тот изгнал обманщиков из монастыря. Теперь они бродят из города в город, чего-то ищут… В последнее время в Тмутаракани обретались.

— Они сокровище ищут.

— Не верь им. Они известные лгуны. Какая польза человеку от сокровища, если у него ума нет?

— Вот нам найти бы серебро в земле, Даниил! Новые корзна купили бы, как у Ратиборовичей.

— К чему мне корзно, когда скоро голова моя упадет с плеч.

— Опомнись!

— Истинно так.

Не обратив большого внимания на слова гусляра о серебре, зарытом в земле, потому что почел это за пустое мечтание, Даниил опять заговорил о злых женах. Злат и все прочие знали, что у него сварливая жена, жалующаяся ежечасно на мужа князю. Злату приходилось видеть, что молодая княгиня бросала украдкой взоры на статного тридцатилетнего отрока с красивыми карими глазами, смеялась от всей души, когда он рассказывал что-нибудь забавное и блистал своей книжностью и умом. Но этот человек отличался скрытностью и обо всем говорил намеками, изречениями из священного писания.

Даниил бормотал, опустив голову на грудь:

— Что злее льва среди четвероногих и лютее змеи среди пресмыкающихся по земле? Говорю вам: злая жена! И нет ничего на свете ужаснее женской злобы. Из-за чего праотец наш Адам из рая был изгнан? Из-за жены. Из-за супруги Пентефрия Иосиф Прекрасный был в темницу ввержен. А ведь всякая соблазнительница говорит своему мужу, обольщенному ее красотою, или любовнику своему: «Господин мой, я и взглянуть не могу на тебя без волнения! Когда ты говоришь со мною, я вся обмираю, слабеют члены моего тела и я опускаюсь на землю…»

Отрок с грустью умолк, переживая неведомые Злату чувства.

Кузнец напевал:

Дунай мой, Дунай, тихий Дунай…

Потом вдруг опомнился, что-то вспоминая, и сказал:

— А ведь Злат истину молвил. Они про сокровище говорили, зарытое под дубом.

— Кто говорил? — спросил Даниил.

— Монахи.

Коста не слышал всего, что нашептывал Лаврентий гусляру, но кое-что, очевидно, уловил его слух, и теперь он тоже загорелся жадностью к серебру.

— Вот найти бы это сокровище!

Даниил, уже вернувшийся из своего мысленного мира в общество людей и понимая, что речь идет о кладе, заметил:

— Для этого надо знать заклятье.

В представлении Косты всякий клад — большие сосуды, наполненные златом и серебром. Он размечтался:

— Из этого серебра я сделал бы светильник для церкви на множество свечей, изогнул бы ветви его, как лебединые шеи, и украсил бы всякой красотой! Его подвесили бы на цепях под самым куполом, и он освещал бы христианский мир! Видели ли вы серебряный терем над гробами Бориса и Глеба в Вышгороде? Или божницу над княгиней Евпраксией? Подобной красоте удивляются даже чужестранцы и говорят, что ничего такого не видели ни в одной стране. И мне хотелось бы сотворить нечто похожее на это, чтобы люди вспоминали мое имя до скончания веков… Пусть этот светильник озарял бы радостную жизнь…