Юлия Андреева - Палач, сын палача

– Это же… это… – госпожа Баур побледнела и, возможно, лишилась бы чувств, если бы ей не пришла на помощь дочь, поддержав ее и дав нюхнуть заранее приготовленной соли.

– Это гигантская колыбель, – догадался судья Тенглер и подошел ближе.

Опередивший его Баур качнул невероятных размеров люльку, и она полетела, колыша тонкий тюль занавески и оставляя на стене причудливые тени.

Полюбовавшись какое-то время на качающуюся колыбель, Филипп Баур подошел к судье и, поставив перед ним скамейку, предложил ему самому заглянуть внутрь люльки, что тот и сделал, опираясь на руку палача.

То же, что открылось взору господина Тенглера, надолго лишило его сна и аппетита. Вся внутренняя поверхность жуткой колыбели была унизана торчащими гвоздями.

– Представьте себе, ваша честь, сюда мы кладем ведьму как на ведьмино ложе, но только не привязываем ремнями, чтобы она могла кататься из стороны в сторону. А потом…

– Я понял. – Тенглер спрыгнул с табурета, делая вид, будто что-то попало ему в глаз. На самом деле судья боролся с приступом рвоты.

– Обратите внимание, – не догадываясь о затруднениях судьи, Филипп тыкал пальцем в сторону люльки, принуждая заглянуть под ее дно. – Вот здесь у меня прорез кровоток, который затыкается перед пыткой и открывается после, чтобы служителям было легче убирать. Эта модель сделана мной в виде люльки, то есть подвесная, но на самом деле в дальнейшем можно будет усовершенствовать и колыбель. Думаете, оценят наши подопечные такое укачивание?

Немного очухавшись после мастерской Баура и влив в себя изрядное количество вина, Гер Тенглер пожелал побеседовать с Филиппом наедине.

Теперь, когда кошмарное изобретение было надежно заперто, Тенглер мог даже похвалить его, назначив день для демонстрации возможностей устройства, которая, как обычно, должна была проходить в пыточном зале при тюрьме.

– Если я не ошибаюсь, это пятое принятое городским советом и оплаченное ваше изобретение всего-то за шесть лет? – поинтересовался он у весело потягивающего сидр Филиппа. – По одному на год. Так не работал у нас ни кто до вас. И вряд ли кто-нибудь еще превзойдет вас, несравненнейший вы наш господин второй палач.

Филипп Баур расплылся в добродушной улыбке, прижимая руку к груди и благодарно кланяясь своему высокопоставленному гостю.

– Второй палач, – продолжил свою мысль Иероним Тенглер, вдруг остановившись и задумавшись на полуслове. – А почему, собственно, только второй? Странно, не припомните драгоценнейший наш господин Баур, а как часто радовал за те же шесть лет своими изобретениями и нововведениями нас господин первый палач Петер Миллер?

– У господина Миллера изобретения другого рода, – пожал плечами Баур. – Он действительно отличный мастер и может разговорить человека при помощи каких-нибудь, смешно сказать, пары вареных яиц! – он довольно расхохотался, стуча себя по коленкам. – Слышали шутку? Пару лет назад Петера Миллера вызвали в одну деревню, где следовало допросить местного ворюгу, куда он дел украденное добро. А у Миллера, как на грех, с собой почти ничего не было. В гостях он был что ли или в церкви. В общем, без инструмента. Хоть плач. Так он велел сварить ему вкрутую два яйца, а потом взял их в руки, быстро засунул подмышки ворюге и прижал его руки по швам, обняв его со всей силой, чтобы тот не разжал рук и не избавился от горячих яиц.

Говорят, бились они минуты три, после чего вор взмолился о пощаде и все добро выдал. Вот, какие изобретения у нашего Миллера! Люблю я его, хоть он и чистоплюй, каких мало!

– Чистоплюй, говорите вы?.. – судья медлил, похвалы в адрес Миллера никак не входили в его планы. – Честно говоря, я думаю, что слава Петера Миллера – это мыльный пузырь над тазом с грязным бельем. Вот и все. – судья опустил голову, собираясь с мыслями. – Признаться, я уже устал бороться с ним, слишком много воли дано мерзавцу, а он и пользуется. Наши солдаты и судебные исполнители с риском для жизни арестовывают и доставляют ему ведьм, а он, бывает, даже не осматривает их, а так – гонит прочь. А ведь – каждая ведьма – это деньги и деньги не малые…