Владимир Лебедев - За святую обитель

— Вдоволь запасено, — в голос ответили молодцы.

— А теперь пойду других оповестить. Будет приступ, будет! Пошел князь-воевода по всем башням да стенам наказы отдавать, ободрять непривычный к бою люд. Суматоха началась в обители, стар и мал помогал воинам…

Дошла весть и до архимандрита; поспешил отец Иоасаф тоже на стены словом и примером укрепить дух защитников. Встретился он с воеводою Долгоруким на той же башне Водяной, откуда все туры ляшские, как на ладони, были видны…

— Ну, отец архимандрит, молись теперь со старцами за нас, — говорил воевода. — Крепко нахлынут ляхи — по всему вижу…

Гляньте! Гляньте! — крикнул зоркий Ананий Селевин. — Эк их сколько высыпало!

Запестрели от ярких польских нарядов луга Клементьевские, Келарские и другие открытые места вокруг обители. Гусарские доломаны отливали алым цветом; вились на шишаках длинные, белые перья; синели расшитые желтыми шнурами венгерские куртки; мелькали высокие, черные казачьи шапки с разноцветными верхами; желтые наряды немецких пеших стрелков ясно виднелись на черной стене насыпей и тур. От сапегинского стана примчались латники в шлемах с серебряными крыльями, с длинными пиками, на остриях которых трепетали синие и красные значки. Смело выступила конница на открытое поле и начала бешеную скачку — потеху воинскую. То летели ляхи целыми рядами, то — по крику ротмистров — разрывали строй и рассыпались лавой, вскидывая вверх копья, сверкая обнаженными мечами, доспехами…

— Что это они игрище затеяли? — спросил отец Иоасаф.

— Таков уж у них обычай… Удивить да напугать нас хотят своей силой… Немало у них рати…

Воевода правду молвил. Смущаясь и дивясь, глядели со стен воины монастырские на несметные полчища, на их коней быстролетных, на доспехи и оружие иноземное. Казалось, бойцы святого Сергия считали силу вражескую и конца ей не видели. А из-за туров все высыпали да высыпали новые полки. В одном конце поля показался, под бунчуком, первый вождь Петр Сапега с ближними начальниками. От Терентьевской рощи выехал Александр Лисовский на горячем черном коне, окруженный своими головорезами. Красные перья вились на шлеме знаменитого всадника; заметен он был в толпе по росту и осанке…

Видно было со стены, как съехались вместе два ляшских начальника и завели беседу.

— Погибель нам замышляют, разбойники, — усмехаясь, проговорил князь Григорий Борисович.

— На свою главу привлекут они смерть и гибель лютую… Не оставит нас игумен Сергий! — громко воскликнул отец Иоасаф.

Встрепенулись стрельцы и пушкари, грозно заблистали глаза их, крепче сжали они в руках оружие.

Молчали в этот день пушки ляшские, боялись их пушкари ядрами задеть своих. Но все же гром, гул и крик стояли вокруг стен обители: многотысячная конница, словно море, волновалась, кипела и переливалась по полям и пригоркам. Вот начали небольшие отряды подскакивать все ближе и ближе к монастырю. Быстрее стрелы каленой сновали то туда, то сюда поджарые казацкие кони, ляшские аргамаки, татарские скакуны.

Грозили обители враги, поносили ее защитников разноязычным говором, показывали свое блестящее, дорогое оружие; так и сыпались хвастливые речи…

— Сдавайтесь нашим панам и царю Димитрию! — кричали наездники, гарцуя перед башней…

— Уходите, братцы, от монахов… Валите к нам, у нас житье раздольное, — звали казаки…

— Нехристи! — зычным голосом, не стерпев, рявкнул Ананий. — Отъезжайте, не то выпалю!

Схватился он за свою тяжелую пищаль, но остановил его руку отец архимандрит.

— Пусть их пустые слова сыплют… Обожди…

Удалой пан Лисовский тоже захотел потешиться — примчался на своем черном скакуне под стены и хитрые речи повел:

— Что супротивничаете, старцы? Эй, послушайтесь совета доброго: бросьте палить да попусту кровь лить. Иль неведомо вам, что царь Димитрий на той неделе Москву одолел, царя Василия в полон взял?.. Все земли покорились: и северская, и тверская, и новгородская, и владимирская… Одни вы, неразумные, на гибель идете… Покоритесь, монахи, сдайте пушки и зелие; царь вас пожалует…

Тут уж не мог Ананий Селевин удержать гнева правого, спешно нацелился он и грохнул из пищали.

Но только захохотал пан Лисовский, круто повернул коня и отъехал от стен, погрозив саблей. Не могла пробить пуля пищальная его крепкого панциря иноземной ковки.

Мало-помалу отскакали от обители и другие наездники, видя, что попусту там тратят слова и насмешки, что и стрельцы, и иноки крепко стоят на своем.