Гор Видал - Император Юлиан

И все же я никак не могу поверить, что все кончено: мы не понесли никаких потерь, а персы разбиты. Путь на север свободен. Если Гелиос меня оставит, кто восстановит веру в него?

Но это же сущее безумие! Что за недостойные мысли? Почему я обречен? Моя слава в самом зените, и мне всего лишь… я не сразу вспомнил. Да, мне тридцать два.

10 июня

Полдень уже минул. Мы по-прежнему стоим лагерем. Запасы провианта подходят к концу. От Прокопия никаких вестей. Вчера и этим утром на нас нападала персидская конница - они налетают на лагерные палисады, а стоит нам протрубить тревогу - исчезают. Такие рейды деморализуют солдат.

Скоро мне придется решать, что предпринять дальше, а пока я каждый день приношу богам обильные жертвы. Предзнаменования по-прежнему неблагоприятны, а гадания противоречивы. Надо бы посадить Виктора под арест, но Салютий считает, что это преждевременно.

14 июня

Этим утром во время заседания военного совета я услышал у входа в палатку шум. Трибун, командовавший моей охраной, кричал: "Назад! Осади назад!"

Я вышел из палатки. Меня окружила тысяча солдат, главным образом азиатов. Они стали упрашивать меня идти домой через Ассирию. Их явно подучили: они то кричали, то скулили, то плакали, то угрожали. Мне понадобилось несколько минут, чтобы заставить их замолчать. Я ответил им:

- Мы вернемся домой, лишь завершив начатое. - В ответ раздались насмешки, но я притворился, что не слышу. - Мы не можем вернуться тем же путем, каким пришли сюда, а почему - пусть вам объяснит ваш начальник Виктор. - Это был очень приятный ход. По иронии судьбы Виктору пришлось самому успокаивать солдат, которых он подбил на беспорядки. Он с честью справился с порученным делом и доходчиво объяснил, почему нам невозможно вернуться по Евфрату. Солдаты почтительно притихли, и, воспользовавшись этим, я уверил их, что не меньше, чем они, хочу вернуться в безопасные места. Когда настанет час, мы уйдем отсюда, а пока я посоветовал им не поддаваться на пущенные персами слухи, которые, как мне известно, гуляют по лагерю. После этого солдаты разошлись.

- Так от нас ничего не добиться, - спокойно промолвил я, обращаясь к Виктору.

- Но, Август…

- Можешь быть свободен. - Он получил предупреждение. Позднее я поговорил с каждым генералом в отдельности.

Судя по всему, большинство сохраняет мне верность. Вот что, к примеру, сказал мне Иовиан. Он сидел у меня в палатке, его туника промокла от пота, а лицо побагровело не только от жары, но и от вина.

- Я готов выполнить любой приказ Августа. - Голос у него низкий, с хрипотцой, оттого что он пьет крепкие германские напитки, обжигающие горло.

- Даже если я прикажу двигаться на юг, к Персидскому заливу?

Иовиан неловко заерзал:

- Это очень далеко, но если такова будет воля Августа…

- Нет, пока я не собираюсь этого делать. Он вздохнул с облегчением:

- Значит, скоро мы вернемся домой, правда? Я промолчал.

- Дело в том, что чем дольше мы здесь стоим, тем труднее нам становится. Жара, персы…

- Персы разбиты…

- Но у Шапура еще осталось множество солдат, а главное - это его страна.

- Половина ее принадлежит нам по праву победителя.

- Да, государь, но сможем ли мы ее удержать? Что до меня, то я за то, чтобы поскорее отсюда выбраться. Говорят, вместе с персами на нас налетают демоны, особенно по ночам.

- Я чуть не рассмеялся этому дурню в лицо, а сам с невинным видом предложил:

- Помолись своему богочеловеку, чтобы он их отогнал.

- Если демоны против нас, значит, такова воля Христа, - благочестиво ответил он.

- Я улыбнулся:

- Мне больше по нраву такие боги, которые покровительствуют тем, кто в них верует.

- Не знаю, Август. По-моему, надо поскорее заключать с персами мир и убираться подобру-поздорову. Впрочем, не мне это решать.

- Вот именно. Впрочем, я обдумаю твой совет. Иовиан ушел, а я еще больше впал в уныние.

Через несколько минут я совершу очередное жертвоприношение.

Юлиан Август

15 июня

По мнению Мастары, что бы я ни предпринял, мне угрожает большая опасность. Я приносил жертвы богам вчера и нынче утром, но никаких знамений нет, боги молчат. Я больше часа молился Гелиосу и смотрел ему в глаза, пока не ослеп, - тщетно. Я оскорбил его, но чем? Не могу поверить, что, возроптав на бога войны, я восстановил против себя всех олимпийцев. Кто еще так ревностно служил им?

Невитта сообщил мне, что солдаты из Азии уже поговаривают о моем преемнике, который их "спасет", но, по-видимому, популярной кандидатуры на мое место еще не найдено. Виктора они слушают, но не любят. Аринфея? В императоры? Нет, немыслимо, даже его мальчики и те восстанут против этого. Салютий? Он мне верен, и все же… Да что это? Я становлюсь ничуть не лучше Констанция: мне кажется, что со всех сторон меня окружает измена. Впервые я стал бояться удара кинжалом в ночи. Теперь Каллист спит на земле у моей кровати, а немой не смыкает глаз всю ночь и наблюдает, не появится ли на пороге моей палатки чья-нибудь тень? Я не мог себе представить, что дойду до такого. Смерти в бою я не боялся, но никогда не думал, что буду бояться подосланного убийцы. И тем не менее это так. Я думаю об этом все время, с трудом засыпаю, а когда это удается, мне снится смерть - внезапная, страшная, насильственная. Что со мной случилось?