Ной Гордон - Лекарь. Ученик Авиценны [litres]

В то же утро Робу пришлось познакомиться с хозяйственными заботами семьи.

– Уже начался весенний окот, – рассказывала ему Мэри, – и все занимаются овцами и днем, и вечером. Некоторых ягнят приходится забивать с третьего по десятый день жизни, когда шкурки самые нежные. – Мэри препоручила Роба заботам Крейга, а сама уехала. К середине утра овчары приняли Роба как своего, видя, как он несуетливо помогает тем овцам, у которых окот протекает трудно, как ловко затачивает ножи и пускает их в ход.

Роба же огорчило то, каким образом местные овцеводы холостят ягнят: они откусывали новорожденным самцам половые железы и выплевывали в ведро.

– Почему именно таким образом? – поинтересовался он.

– Надо яйца убирать, – усмехнулся ему Крейг окровавленным ртом. – Очень много баранов не надо, так, а?

– Но почему не отрезать ножом?

– Так деды-прадеды всегда делать. Очень быстро и ягнятам боль меньше.

Роб полез в седельную сумку и достал свой скальпель из узорчатой стали. Вскоре и Крейг, и другие овчары нехотя согласились, что так тоже получается хорошо. Роб не стал им рассказывать, что наловчился делать это быстро и хорошо, чтобы не причинять лишней боли мужчинам, которых он превращал в евнухов.

Роб, со своей стороны, увидел, что овчары – народ независимый и на редкость умелый.

– Неудивительно, – сказал он Мэри, когда они увиделись в доме, – что тебе так нужен был я. Ведь все остальные в этой чертовой стране – твои родичи!

Жена устало улыбнулась ему, весь день она снимала шкурки с ягнят. Комната пропиталась запахами овечьей шерсти, крови и мяса, но Роба это не смущало – ему вспоминались маристан и лекарские шатры в Индии.

– Ну, теперь, когда я приехал, у тебя стало одним пастухом больше, – сказал Роб, и улыбка Мэри погасла.

– Замолчи! – прикрикнула она. – Ты в своем ли уме?

Взяла его за руку и повела из комнаты, где разделывают туши, в отдельную каменную пристройку. В этой пристройке были три чисто выбеленные комнаты. Одна – кабинет для научных занятий. Другая явно обставлена как комната для осмотра больных – столы и шкафы точно такие же, как были у него в Исфагане. В третьей стояли деревянные скамьи, чтобы пациенты могли сидеть, ожидая приема у лекаря.

Роб постепенно начал знакомиться с людьми поближе. Мужчина по имени Острик был музыкантом. Разделочный нож выскользнул у него из пальцев и вспорол артерию на предплечье. Роб остановил кровотечение и зашил рану.

– Смогу ли я теперь играть? – с тревогой спрашивал Острик. – Волынка же ложится всей тяжестью на руку.

– Потерпи несколько дней, все наладится, – заверил его Роб.

Спустя какое-то время он проходил мимо дубильного сарая, где обрабатывали свежие нежные шкурки, и встретил Малькольма, старика отца Крейга – тот приходился Мэри двоюродным братом. Роб задержался и посмотрел на распухшие узловатые пальцы старика, обратил внимание на то, как необычно изгибаются ногти.

– Вы уже давненько и сильно кашляете. И жар у вас часто бывает, – негромко сказал он старику.

– Кто тебе сказал? – удивился Малькольм Каллен.

Такие симптомы описал Ибн Сина и назвал их «пальцами Гиппократа», они безошибочно указывали на болезнь легких.

– Я по вашим рукам вижу. У вас ведь и на ногах пальцы такие же, разве нет?

Старик кивнул:

– Ты можешь мне помочь?

– Пока не знаю. – Он приложил ухо к груди больного и услышал громкое бульканье, как то, что издает кипящий уксус.

– У вас в груди скопилось много жидкости. Приходите ко мне на прием утром, когда сможете. Я просверлю маленькую дырочку между ребер и выпущу воду – не сразу, понемногу. А тем временем я изучу вашу мочу и посмотрю, далеко ли зашла болезнь. Еще я буду вас окуривать дымом и назначу диету, чтобы тело могло высохнуть до нормального состояния.

В ту ночь Мэри сказала ему с улыбкой:

– Как это ты сумел околдовать старика Малькольма? Он всем подряд рассказывает, что ты владеешь даром исцелять, как волшебник.

– Пока я еще ничем ему не помог.

На следующее утро он оказался в своей амбулатории в полном одиночестве – ни Малькольма, ни кого другого. И послезавтра утром то же самое.

Мэри в ответ на его жалобы только покачала головой.

– Никто не придет, пока не закончится пора окота. Так здесь привыкли.

Она знала, что говорит. Еще десять дней никто к нему не приходил. Потом наступила небольшая передышка между окотом и стрижкой овец. Однажды утром Роб отворил дверь амбулатории – все скамьи до единой были забиты людьми, а старик Малькольм пожелал ему доброго дня.