Джек Линдсей - Ганнибал

Демократы проводили бесчисленные совещания, беспорядочные и ожесточенные, рьяно споря и упрекая друг друга. Можно было придумать все, что угодно, но нельзя было придумать, как сказать Массиниссе «Стой!». Воззвав к массам, можно было бы творить чудеса, можно было бы делать все, что угодно, но только не оружие. А его надо было изготовить вовремя, чтобы спасти Кар-Хадашт, если римляне нападут на него на том основании, что он нарушил договор. Все доводы и уверения, как бы ни были они разумны и возвышенны, разбивались об эти две простые истины. Массинисса отхватил еще один кусок территории республики. Было совершенно ясно, что эти грабительские и провокационные действия разработаны в сговоре с Римом и что Рим действует в сговоре с правящими семьями самого Кар-Хадашта. Если город окажет сопротивление, он будет сокрушен за нарушение договора. Если он не окажет сопротивления, он вообще исчезнет с лица земли. Выполнять договор или нарушить его одинаково гибельно. Богатые, после того как они год ходили с вытянутыми физиономиями, теперь громко издевались над трудностями демократов и снова были полны спеси. Осведомители и шпионы вылезли из своих нор и шныряли по городу с лисьими мордами и хищными глазами.

И вот пришла весть, что в Африке высадились римские арбитры. Все повторяли звучные имена трех послов, как будто они могли дать ключ к разгадке происходящего: Гней Сервилий, Марк Клавдий Марцелл, Квинт Теренций Куллеон. Несколько безумных оптимистов стали поговаривать о том, что послы, возможно, прибыли для восстановления справедливости и потому самое главное — объяснить им истинное положение вещей. Но каждый гражданин Кар-Хадашта, оптимист или неоптимист, почувствовал в приближающихся к городу римлянах ту силу, которая так или иначе решит его судьбу.

— Наши представители неоднократно сообщали, что Сципион возражал против вмешательства в наши внутренние дела, — сказал Карталон на совещании демократических руководителей, проведенном за день до ожидаемого прибытия римлян. Надежда на это была единственной поддержкой Карталону в последние месяцы.

Ганнибал жестко рассмеялся.

— Ну да, ему легко стать в благородную позу, ведь он заранее знает, что его все равно не послушают.

Карталон сопротивлялся, пытаясь найти что-нибудь успокоительное в создавшейся международной ситуации.

— Они связали себе руки на Востоке. Помимо того, я имею сведения, на мой взгляд верные, что в Испании скоро начнутся волнения. Они теперь не в таком положении, чтобы нападать. Мы не должны поддаваться их угрозам.

Ганнибал ответил с усталой усмешкой:

— Зато Массинисса готов к бою. По первому слову римлян он может опустошить все наши земли, вплоть до самых стен Кар-Хадашта…

Наступила гнетущая тишина. Массинисса был козырем в руках римлян. С помощью нумидийских войск им удалось нанести Ганнибалу поражение в битве при Заме. Молодой царь-воин, сильный, как его конь, сплачивал кочевников, и тем самым перевес сил в Северной Африке решительно складывался не в пользу Кар-Хадашта.

— Возможно, — нарушил молчание Ганнибал, — мы сделали промах сто лет назад. Мы привили кочевникам зачатки цивилизации, но не вовлекли их в сферу нашей политики. Теперь кочевники объединяются и сталкивают нас в море.

— Но варвары не могут быть приняты в гражданство, — запротестовал Балшамер, — если мы не хотим, чтобы город был затоплен инородцами и потерял свое своеобразие, свои святыни, свои связи с предками…

— А разве он уже не затоплен? — ответил Ганнибал. — И где это своеобразие и святыни? Мы пытались восстановить их на протяжении истекшего года не замкнутостью, но созданием стройной системы того, что составляет наши насущные нужды.

Сознание упущенных возможностей навеяло грусть на собравшихся в доме Ганнибала демократов. Все они ощущали, как держит их в своих тисках прошлое, эта неиспользованная сила, которая то казалась кошмаром и проклятием, запутанным узлом ошибок, уничтожающим все усилия настоящего, то прозрачным источником единства и гармонии, которые они отчаянно стремились восстановить.

Ганнибал заключил:

— Разве наши интересы не требуют союза, объединения с нумидийскими племенами? К этому есть только одна возможность — сделать их частью нас самих. Поглядите на наши пунические колонии. Ведь они в значительной мере ливийские по расе, но совершенно пунические по культуре. И все же…

На мгновение его одолела усталость. Неужели все человеческие усилия преследует парадокс ошибки? Прав ли он, перенося в прошлое проблемы настоящего? Почем знать, возможно, в былые времена, о которых он говорил, Кар-Хадашт и другие пунические города сохранили ядро своих сил именно благодаря ограничениям, которые позднее оказались для них гибельными? Защитный панцирь, спасавший от смерти, в свою очередь превратился в препятствие для нарождающихся новых форм жизни. Самый искренний молитвенный жест, длившийся один только удар сердца после вдохновенного мига, становится кощунством.