Командующий хлопнул в ладоши и отдал написанное закованному в доспехи адъютанту, деревянно отдавшему честь, но успевшему перед уходом окинуть взглядом человека в шкурах. Спартак сел на диван с другой стороны стола и стал ждать.
Наконец, командующий поднял на него глаза. «Раненый зверь», – подумал Красс и сказал:
– Ты желаешь договориться об условиях сдачи. Условий не будет.
Теперь он не спускал с сидящего раздраженный взгляд. «Приличная форма, меньше печали в глазах, – думал Красс, – и он заткнет за пояс Помпея». Дожидаясь ответа, он приложил к уху ладонь.
– Ты что-то сказал?
Спартак был покорен изящной латынью командующего. На столе стояла маленькая квадратная чернильница из граненого стекла с дырками со всех сторон, из которых не вытекали чернила. Ковры на полу и на стенах поглощали все звуки, доносящиеся извне. Покой в шатре отличался от знакомой ему ночной тишины гор: этот покой был мягким и уютным, как диван, на котором он сейчас отдыхал. Ему оказалось нелегко вспомнить, что слова, произнесенные среди этих ковров, решат судьбу двадцати тысяч живых людей и всего италийского восстания.
– Мое правое ухо недослышит, – признался командующий на все той же безупречной латыни. – Если тебе есть что сказать, говори отчетливо.
Спартак по-прежнему молчал, разглядывая стол. Облака, укутывавшие гору Везувий, пророческие словеса старого массажиста, хриплые разглагольствования маленького защитника – все это сделалось в шатре нереальным, все вобрала в себя маленькая граненая чернильница. Главным здесь была тишина. Вид командующего, приложившего пухлую ладонь к уху, был кляксой, замазывающей все, что думалось и говорилось там, за рвом.
– Тебе известно наше положение, – заговорил Спартак. – От гибели двадцати тысяч человек никто не выиграет.
Красс чуть заметно пожал плечами. Он по-прежнему Думал о том, как выглядел бы и вел себя Помпеи на месте его собеседника. Возможно, тот смотрелся бы еще более Жалким, Этот варвар, по крайней мере, не ломает комедию. Надо полагать, таким же низким голосом, с таким же фракийским акцентом он отдает приказания своим сообщникам, сидя в седле. Крассу было нетрудно представить его совершающим победный въезд в Рим, бесстрастно взирающим из-под триумфальной арки на ликующую толпу. Все зависит от того, в какое время приходит человек в мир, думал Красс. Время может толкнуть его в кучу отбросов, а может сделать творцом истории. Родись этот раненый зверь веком раньше или веком позже – и он сумел бы перевернуть мир, заткнув за пояс Александра и Ганнибала.
– Иными словами, вы безоговорочно капитулируете, – сказал Красс.
– Это зависит от того, что произойдет с моими людьми, – сказал Спартак.
– Решение примет римский сенат.
Спартак немного помолчал, потом проговорил:
– Речь не о вожаках, а о рядовых и о женщинах.
– Извини, – сказал Красс. – Мы толкуем здесь о безоговорочной капитуляции. Все остальное во власти сената.
Спартак молчал, сверля взглядом дыру в граненой чернильнице. Их разговор все еще казался ему нереальным. Почему из шести дыр в чернильнице не выливаются чернила? Потом он разглядел внутри стеклянного куба маленький сосуд, опирающийся на обод; как ни повернуть куб, сосуд принимал горизонтальное положение. Спартаку было приятно, что он разгадал загадку. Он улыбнулся.
Двое ординарцев принесли вино, кубки, финики в сахаре, сушеные фрукты, оставили все это на низком трехногом столике и удалились.
Проследив взгляд Спартака, Красс взял чернильницу и наклонил ее. Он, в отличие от гостя, не улыбался.
– Видел когда-нибудь что-то подобное?
– Нет, не видел.
Красс протянул ему чернильницу. Спартак повертел ее, наклонил так и эдак и поставил на стол.
– Вот наши условия: рабы могут вернуться на места прежней службы, не опасаясь наказания, остальные вступают в твою армию.
Красс опять пожал плечами.
– Изволишь шутить? Наверное, ты плохо разбираешься в римском военном праве. И потом, такие решения принимает только сенат. В моих силах только рекомендовать ему проявить снисхождение.
Спартак покачал головой.
– В таком случае мне придется уйти. Наше условие: мы расходимся, все становится, как было прежде. Но сначала тебе придется отвести армию, чтобы мы не попали в ловушку.
Красс отпил вина, отправил в рот горсть сухих фруктов. Он предвидел, что переговоры не принесут результата, и согласился на встречу в основном из любопытства. В его власти было приказать арестовать человека в шкурах и немедленно его вздернуть; однако победа была ему обеспечена в любом случае, и ему не хотелось превращаться в мишень для оппозиционных трибунов. Он указал жестом толстой короткой руки на второй кубок.
Читать дальше