— Я перемолвился словом с лордом Гастингсом, и он считает, что, переехав сюда, вы, Ваше Высочество, совершили ошибку, — продолжал он. — Он говорит, что брат покойного короля очень подвержен переменам настроения. Вы напрасно оскорбляете его, так открыто показывая, что не доверяете ему.
Королева была в раздумьях. Ей нравились окружавшие ее во дворце роскошь и поклонение, и нравились тем более, что сама она не была рождена в королевской семье.
— Вы хотите сказать, что лорды, которые преданы нам, считают, что для нас будет лучше вернуться во дворец?
— Они говорят, что в политических целях это будет лучше для Вашего Высочества и для них самих! — продолжал аббат. — Вы даже не можете себе представить, как в последнее время приходится сражаться высокочтимым лордам, чтобы сохранить права убежища в церкви.
Королева ополоснула свои красивые, в кольцах, руки в чаше, которую предложил ей молодой монах.
— Тогда пусть Глостер в первую очередь освободит моего брата!
Таков бы ее ультиматум.
Проходили дни, и детям надоело сидеть в заточении, они начали капризничать. Им так хотелось покататься в королевском парке. И продолжить такие приятные весной прогулки на барже. Даже веселый характер Ричарда стал меняться, так действовала на него постоянная тревога матери. Просочились новости, что Эдуард был переведен из замка Или в королевские апартаменты в Тауэре. Глостер, вместо того чтобы поселиться где-то неподалеку, стал жить в замке Баннард — в доме властной королевы-матери.
Это были дни волнений и неопределенности.
Королеве не стало легче и после того, как ее навестил архиепископ Йоркский. Он просил ее вернуть ему Главную Печать. Он сказал, что она понадобится регенту, когда молодой король станет издавать различные распоряжения. Печать была нужна обязательно, да и положение архиепископа тоже зависело от того, вернет ли королева столь важный символ власти.
— Первый документ, который он заставит подписать бедного невинного ребенка, будет официальное признание его статуса в качестве регента, — грустно предсказала королева.
— Ему придется подписывать так много приказов и распоряжений, — архиепископ постарался уклониться от прямого ответа, — особенно теперь, когда герцог назначил пятое июля днем коронации.
Никто не сомневался, что все будет готовиться по высшему разряду. Вокруг дворца и аббатства стучали молотки плотников, которые воздвигали трибуны для зрителей: люди работали с раннего утра до поздней ночи. В Лондон с грохотом въезжали телеги, нагруженные разными продуктами. Портной, за которым послали, чтобы он приготовил костюм для Ричарда, отказался принимать заказ. Он сказал, что, несмотря на длинные и светлые майские вечера, он и его подмастерья, не поднимая головы, сидят, скрестив ноги, при свете свечей, чтобы закончить множество новых туалетов, заказанных для будущего короля. Однажды утром, когда Елизавета медленно прогуливалась среди роз в маленьком садике аббата, она мельком увидела самого Глостера. Он пересекал королевский двор, за ним шествовали благородные лорды.
— Они, наверное, делают окончательные приготовления к пятому числу, — доложила Елизавета своей семье.
— Как мне хотелось бы видеть эту процессию! Мне хочется снова поездить на моей лошадке! — жаловался Ричард.
Все утро огромные двери Вестминстера оставались крепко запертыми. День был теплым, и братья-монахи, работавшие в саду, могли слышать через открытые окна сердито спорившие голоса. К полудню стало казаться, что желание Ричарда будет выполнено. После совещания множество священников пришли поговорить с королевой. На этот раз их возглавлял архиепископ Кентерберийский, и лицо его было сурово.
Высокие пэры считают, что Его Величество герцог Йоркский должен присутствовать на коронации своего брата.
Он начал разговор без всякого вступления, сразу после того, как благословил всех присутствующих.
— Но вы не должны допустить этого! Разве мы не находимся здесь под вашим покровительством! — запротестовала королева.
— Никто не собирается трогать вас, дочь моя. Ни вас, ни ваших двух старших принцесс. Они уже взрослые и могут выйти замуж, — уверял архиепископ королеву. — Но, несмотря на возражения милорда Гастингса и наши доводы, на Совете пришли к решению, что понятие «убежище» не может быть отнесено к детям, слишком малым, чтобы совершать грехи. После долгих рассуждений и дискуссий было принято решение, что если они невинны, то им не нужна и защита церкви.
Читать дальше