Валентин Рыбин - Семь песков Хорезма

Сергей, ступая по стволам, стал разглядывать орудия, отмечая про себя: «Вот бомбарда древняя... Сколько же ей годов, интересно? Небось, лет четыреста с гаком... А вот тяжелое орудие, кажись, мастера Семен-кн Дубинина... Серпантина здесь же французская... Вот какая, стало быть, была артиллерия у Бековича». Разглядывая тронутые ржавчиной и окисью стволы, Сергей открыл для себя, что не все тут пушки петровских времен, есть и такие, которые попали сюда позже похода Бековича. Несколько единорогов, прижавшись один к другому, лежали, словно пузатые поросята, и ни на одном не было диковинной фигурки зверя. А вот тупорылые корабельные пушчонки: их наверняка сняли с какого-нибудь каспийского корвета или брига, попавшего в руки хивинцев... «Одни стволы, и нет ни одного станка, ни одного лафета, видно, все сгнили, — с досадой отметил Сергей. — Да и стволы искалечены сплошь: ни цапф, ни дельфинов, ни винградов... А мушки и прорези съедены ржой... Непонятно, зачем вся эта рухлядь хану Аллакули? Ведь куда удобнее ему воевать замбу-реками. Взвали их на верблюда и айда в поход. Как стрелять спонадобится, то уложи верблюда, установи между двух его горбов замбурек и пали на здоровье по противнику. Опять же замбурек гораздо легче всех других орудий...»

— Ну что, Сергей, скажешь? — Визирь испытующе заглянул в печальные глаза пушкаря.

— Не пойму, однако, Юсуф-мехтер, зачем же это старье приводить в порядок. Неужто замбуреки хуже?

— Замбуреком стены не пробьешь, — пояснил визирь. — В Бухаре, в Коканде, в Герате очень толстые стены, а ворота железные. Хан Аллакули каждый год на войну ходит и всегда жалуется на свою артиллерию. Персидская армия Аббас-Мирзы уже давно имеет английские пушки. Этим летом персы разорили все стены Хабушана, Турбета и Герата. Мы не смогли его прогнать из Хорасана, потому что у него крупные пушки. Хан Аллакули сказал: если мы не укрепим армию крупной артиллерией, то можем потерять все земли до самого Хорезма. Вот эти старые пушки могут помочь нам. Но для этого нужна твоя помощь, Сергей-топчи.

— Подумать надо, как подступиться к ним, — рассудил Сергей. — Дай мне, Юсуфмехтер, денек на соображение. Если не справлюсь, то сам к тебе приду — положу голову под секиру.

— Ай, зачем такие слова говоришь! — строго одернул его визирь. — Отрубить голову не трудно — хоть тебе, хоть другому. Давай-ка подумаем: какая помощь будет нужна — скажешь. А сейчас иди в михманхану (Михманхана — гостиница), там тебе комнату убрали, отдохни немного.

— Ну что же, это по-людски, — рассудил Сергей и пошел с одним из сановников по двору. Резные колонны в многочисленные двери михманханы занимали весь бок первого двора. В таких апартаментах Сергей сроду не бывал, да и не видывал раньше зданий, похожих на это. Внутрь вошел — сплошь резьба по дереву, стекло семицветное венецианское. В комнате ковер на полу и тахта, убранная бордовым атласным покрывалом. Чайник с пиалами на низком столике и целая дюжина по душек, одна на другой, в углу. Пока Сергей оглядывал комнату, сановник давал хозяину наказы: чтобы особенно ласков был к русскому, чай не забывал ему завари вать, воду для мытья рук и лица подносил. А если захочет Сергей-топчи обедать у себя в комнате, то нести ему все, что пожелает.

Слушая наставления сановника, Сергей подшучивал над собой:

— Ну-ну, Серега, ешь — не хочу, живи до ста лет, горя не знай, если через день-другой голову не снимут,

Как только ханские слуги удалились, пожелав ему покоя и отдыха, Сергей лег на ковер, сунул ладони под затылок и задумался, недоумевая: «Да что же это такое делается, господа хорошие?! Да разве я смогу?! Да тут надо цельное военное министерство создавать. Заводик военный надо строить. А иначе где лафеты, скажем, делать? Где кривые дула выпрямлять? Где прицелы мастерить? Ну, друзья-мусульмане, да вы не того! Здесь и дураку видно, что одному не под силу сладить с ханским приказом. Раз вы возводите передо мной ров неодолимый, то и я вам свои условия скажу. Перво-наперво дайте мне артиллерийский парк. И всех кузнецов, какие есть в хивинском царстве, ко мне соберите; русских, татар, азиатов — мне все равно, лишь бы дело кузнечное хорошо знали. Посидим, посоветуемся, а дальше видно будет...»

По повелению хана Юсуф-мехтер через несколько дней показал Сергею столицу. Кавалькада, выехав из дворцовых ворот, остановилась на обширной, вымощенной жженым кирпичом площади. Визирь, поведя рукой, сказал:

— Эти мбгучие стены непробиваемы, ворота гостеприимны, а у каждой дворцовой башни — тысяча глаз и столько же ушей. Дворец мы называем ичанкале. Его вознес святой Палван-ата, и он же основал этот благодатный город, имя которому Хива. — Рассказывая, визирь повернул лицо к сидящему на караковом скакуне Сергею и озабоченно предупредил: — Если тебе что-то непонятно, дорогой Сергей-топчи, не стесняйся меня — спрашивай.