Валентин Рыбин - Знойная параллель

— Я и не собираюсь переубеждать. Просто хотелось бы видеть тебя немножко другой.

— Какой, другой?

— Все советские люди сейчас заняты восстановлением... Строят города, электростанции...

— Строят! Согласна! — неожиданно возмущается Нина. — А такие, как ты, ходят, лозунги выкрикивают, а сами ничего не делают. Не будет у тебя хорошей жизни, Марат, если ты будешь думать о всей стране, а о своей конуре заботиться не станешь.

— Ну, ладно, ладно, время покажет, не горячись, — успокаиваю я ее. — Просто ты намучилась за войну, вот и тянет тебя к собственности. Тебе кажется, что жизнь все время такой будет. А она улучшается...

— Ладно, Марат, у этого разговора нет конца. Живу, как умею. Вон уже госпиталь. Спасибо, что проводил. Если раньше меня окажешься в Хурангизе, передай Косте привет.

— Счастливо... Только не обижайся.

Я подаю Нине руку и жму ее по-солдатски. Невольно она кривит губы:

— Вот уж, действительно, что у Кости, что у тебя — никакой галантности. Поучились бы у нашего военврача.

— Научимся еще, — уходя, говорю я. — Только начинаем жить. Все впереди...

Утром я улетел на ЛИ-2. Провожала меня мама. Ее лицо выражало скорбь. Когда пригласили на посадку, я поцеловал ее:

— Отцу завтра же напишу. Не беспокойся...

В самолете довольно светло. В иллюминаторы заглядывает дневной свет, да и над головой горят лампочки. Самолет выруливает на старт, разбегается и взлетает в небо. Привычное ощущение. Только ЛИ-2 отрывается от земли мягче, чем Ил-10. Минут пять, пока самолет разворачивается над Ашхабадом, я смотрю вниз на разрушенный город. Потом потянулась пустыня. Я достал из полевой сумки отцовскую тетрадь и принялся читать: «Июнь...

О туркменских событиях написано много. Так что распространяться особенно нет смысла. Разве что вкратце, чтобы потом самому не забыть...

Почти весь наш московский отряд рабочей гвардии остался в Ташкенте. Как раз в январе вышел декрет о создании Красной Армии, ну мы и образовали из своих ребят роту. Улыбин стал командиром, а я политкомиссаром, хотя в партии еще не состоял, числился в комсомоле.

В феврале Колесов с Полторацким отправились создавать красные роты по всей железной дороге. Мы остались при Совнаркоме. Несли охрану как самые благонадежные. Пока стояли на часах у Совнаркома да патрулировали по Ташкенту, то и дело сталкивались с контрой да со спекулянтами, Колесов с Полторацким создали социалистические роты в Самарканде, Кагане, Чарджуе, Мерве и в Асхабаде.

В марте — выступление джадидов в Бухаре. Колесов кинулся к ним на помощь. Хотели сообща эмира сбросить, да не тут-то было. Сил не хватило. Погнал эмир наших красноармейцев по пескам, все требовал, чтобы ему выдали джадидов. Кое-как вырвались из смертельного кольца и сохранили бухарских повстанцев. После многие из них стали работать в Советах.

Только было вернулись с бухарской войны, а тут опять смута. Асхабадские эсеры выступили против создания регулярной Красной Армии. Собрались в городском саду, митинг устроили. Военный комиссар Кукаев на лошади прискакал, кричит: «Вы что взбеленились?! Вам советский декрет не по нутру?!» Ну, эсеры тут же стащили его с лошади и избили до полусмерти. Колесову сообщили об этом по телеграфу.

Федор Колесов послал туда самаркандского военного комиссара Фролова. «Поезжай, — говорит, — разъясни им, что к чему, и успокой». Тот приехал в Асхабад, нагнал страху и дальше — в Кизыл-Арват. А пока в Кизыл-Арвате наводил порядки, асхабадские эсеры вновь всполошились: вооружились и прибыли в Кизыл-Арват, разгромили фроловский отряд, а самого застрелили. Дальше — больше. Вернулись в Асхабад, всех большевиков разогнали и свое временное эсеровское правительство образовали во главе с Фунтиковым. Клич бросили на весь Закаспийский край: «Мы за Советы без комиссаров!»

Когда весть о гибели комиссара Фролова и захвате власти эсерами дошла до большевиков, спешно создалась чрезвычайная комиссия по борьбе с контрой. Комиссию возглавил Полторацкий. Ждем особых распоряжений. Бойцы нашей соцроты начеку. Никто не сомневается, что Полторацкий поднимет все красные роты на подавление эсеровского мятежа. Недавно была разогнана контрреволюция в Коканде. Ждем. С винтовок сняли смазку, наготове ящики с патронами. Дай команду «В ружье!» — и бойцы займут места в теплушках и поедут давить контрреволюцию. Но команды «В ружье!» не последовало. Возвращается с заседания мой командир роты Федор Улыбин и говорит: