Валентин Рыбин: Море согласия

Посылка экспедиции на Восточный берег Каспия была одной из главных задач в ермоловской политике. Почти два года он переписывался с Нессельроде по этому поводу. Ничего не добился. Пошел на свой собственный риск — дал приказ готовить корабли. Наконец, недавно из Петербурга были получены официальное разрешение на посылку экспедиции и подарки для Хивинского хана.

Командующий дернул за шнурок,— в приемной звякнул колокольчик. Вошел дежурный офицер. Ермолов встал, сказал, набивая трубку:

— Пригласи-ка, голубчик, майора Пономарева и капитана Муравьева. Здесь они?

— Здесь, ваше высокопревосходительство!

— Ну так пригласи...

Офицеры остановились у порога, одновременно отдали честь и сняли фуражки.

— Проходите, господа, — пригласил Ермолов, мельком окинув обоих и остановив недовольный взгляд на майоре. Пономарев заметно изменился в лице. С виду ему было лет сорок. Тучное тело майора плотно облегал поношенный мундир и лосины. Одутловатое лицо землистого цвета, мясистый сизый нос и повинные глаза выдавали в нем человека пьющего. Наместник Кавказа недолюбливал Пономарева за какие-то «старые грешки», перебрасывал с места на место по службе. Свитские считали, что причиной тому алкоголь, но в сущности было что-то другое, о чем и Ермолов и Пономарев умалчивали.

Капитан Муравьев выгодно отличался от опального майора и внешностью, и благоволением главнокомандующего. Это был двадцатипятилетний шатен вышесреднего роста. Лицо открытое, русское. Глаза большие, умные, насмешливые. Держался он с достоинством. Скептическая улыбка говорила о некотором высокомерии капитана, но два Аннен-ских креста, орден Владимира 4 степени и орден австрийского короля Леопольда прощали ему этот небольшой «грех». Сейчас эти награды поблескивали на груди, под пышными эполетами.

Муравьева командующий приблизил к себе в Видзах, перед самым началом войны с Наполеоном. Алексей Петрович тогда командовал гвардейским корпусом. Вновь прибывший прапорщик обратил на себя внимание познанием математики, блестящей остротой и твердостью суждений. Эти качества всегда любил и отличал в своих подчиненных Ермолов.

С генералом Ермоловым Муравьев прошел всю войну. Участвовал в знаменитых сражениях при Бородино, на речке Березине, под Кульмом. Храбрость его изумляла Алексея Петровича, и он ставил Муравьева в пример другим, потому что это была не безрассудная храбрость добра-молодца, а осмысленные, предельно смелые действия, окрашенные завидным хладнокровием. Ермолов обращался с капитаном запросто, как с младшим братом. Звать себя велел по имени-отчеству, и только в сугубо официальной обстановке он для него был «вашим высокопревосходительством».

Несмотря на столь близкие отношения генерала с гвардейским капитаном, первый все-таки знал о своем подчиненном слишком мало. Например, он не смог бы сказать, как жил Николай Муравьев до войны в петербургской школе колонновожатых, о чём думал и какие вынашивал идеалы. Алексей Петрович пока и предполагать не мог, что гвардии капитан Николай Муравьев — основатель первого тайного юношеского общества; — «Священной артели». Не знал и о том, что многие выходцы из школы колонновожатых и другие армейцы, друзья Муравьева, — Лунин, Фонвизин, Орлов, Матвей Муравьев, брат Александр были вовлечены в тайное общество благодаря вот этому, не по летам серьезному, офицеру. Армейская служба разъединила Николая Муравьева с ними — он уехал сюда, на Кавказ. Но связь со старыми друзьями не порывал и был в курсе всех событий, какие происходили в «Священной артели». Впрочем, от всевидящего ока Ермолова уберечься было трудно. Если он и не знал о прямой причастности своего подопечного к вольнодумцам, то, во всяком случае, догадывался о его истинных взглядах и настроении. Поводов к этому было более чем достаточно...

— Присаживайтесь, господа, — Ермолов указал глазами на кресла.

Офицеры сели сбоку стола. Генерал раскурил трубку» сказал, выпустив облачко дыма:

— Завтра вам предстоит отправиться в экспедицию, о коей мы уже не раз говорили. Долгом своим, однако, считаю еще раз напомнить...— Он встал, взглянул на карту и, помедлив, провел дымящейся трубкой по восточному берегу Каспия.— Во-первых, надо будет выбрать подходящее место для постройки крепостцы на том берегу. Попробуем завязать торговлю с туркменами и Хивой. А там, если будет угодно господу, осуществим и более отдаленные планы — пробьем караванный путь в Индию (2).