Валентин Рыбин - Море согласия

Нет, В. Рыбин не идеализирует представителей царской России, как не идеализируют их и наши историки. В романе, в. полном соответствии с исторической правдой, показано подлинное лицо колонизаторов — холодная жестокость Ермолова, грубость и тупость ряда других, менее высокопоставленных офицеров, отвратительные мошеннические проделки, взяточничество и другие преступления. Но показана и другая, прогрессивная Россия, в то время еще менее сильная и заметная для постороннего наблюдателя, чем официальная, царская, крепостническая Россия. В романе В. Рыбина показано, как на далекий Кавказ долетает веяние новых идей, влияние первого покрления русских революционеров-декабристов, с которыми были тесно связаны и один из главных героев книги, Н. Н. Муравьев, и эпизодически появляющийся на ее страницах А. С. Грибоедов, и ряд прогрессивных офицеров. Для них прикаспийские туркмены — не объект политических интриг и источник наживы, а страдающие, ждущие помощи люди. Именно наличие этой второй, прогрессивной России с ее давними интернационалистскими и гуманистическими традициями и обеспечивает успех крепнущих русско-туркменских связей и превращение Каспия в «Море согласия».

Одним из виднейших соратников сближения туркмен с Россией был Кият-хан, являющийся также одним из главных героев книги.

Кияхт-хан родился в 1762 году, в семье кузнеца и благодаря своим выдающимся способностям к 1819 году стал одним из наиболее известных и авторитетных вождей прикаспийских йомудов. Давние связи соединяли его с русскими. На их стороне он участвовал в русско-иранской войне 1804-1813 годов. В 1813 году Кият-хан впервые ездил на Кавказ для переговоров с русским командованием. И вся дальнейшая его жизнь была тесно связана с Россией.

Укрепление русско-туркменских связей вызвало ожесточенное сопротивление Хивы и Ирана, опасавшихся усиления России на восточном берегу Каспия. Именно из этих соображений хивинский хан очень холодно ответил на предложение Ермолова (переданное хану Н. Н. Муравьевым) о развитии русско-хивинского сотрудничества.

Особенный гнев феодальных государей Ирана и Хивы обрушился на Кият-хана и его родичей. Именно поэтому Кият-хан был вынужден бежать с берегов Атрека и Гургена на более безопасный Челекен. Но эти преследования не сломили Кията, а, напротив, окончательно убедили в необходимости укрепления русско-туркменских отношений.

В те годы Кият-хану не удалось еще повести за собою большинство прикаспийских туркмен. Тем более идея русско-туркменского сближения не могла тогда одержать победу в более удаленных от Каспия районах Туркменистана. Но эта плодотворная идея, отвечающая основным интересам туркмен, несмотря на все трудности и неудачи, продолжала развиваться и овладевать умами все более широких слоев туркменского народа. Этой идее принадлежало будущее.

Таков основной вывод романа В. Рыбина.

А. РОСЛЯКОВ, член-корреспондент АН ТССР

В утренней вышине над Курой четко вырисовывались мрачные башни Метехского замка. Желчно поблескивали маковицы церквей. Но весь Тифлис (Города, населенные пункты, реки и т, д. даны в названиях описуемого времени), раскинутый на склонах гор, был окутан легкой майской дымкой. Под горой в штаб-квартире главнокомандующего сменились часовые, от большого двухэтажного дома отошла цепочка казаков. Где-то заголосил муэдзин и хрустально-звонко заговорили колокола Сионского собора...

Генерал Ермолов, кутаясь в черную мохнатую бурку, вышел из спальни. В гулком вестибюле штабной дежурный прищелкнул каблуками, намереваясь отдать рапорт. Командующий предостерегающе нахмурился. Штабист смущенно опустил руку. Ермолов поднялся по широкой лестнице наверх и вошел в кабинет.

Начштаба, генерал-лейтенант Вельяминов, уже сидел за столом. Перед ним горела свеча и лежала кипа бумаг. Старчески сутулясь, он что-то писал и на Ермолова не обратил внимания. Командующий прошествовал к окнам, раздвинул шторы. Утро осветило персидские ковры на полу, турецкий диван и дюжину зеленых кресел.

— Ну-с, Иван Александрович,— вешая бурку, спросил Ермолов, — вытанцовывается?

Был он в темно-зеленом мундире при эполетах, в белых лосинах и сапогах. В форме выглядел еще выше ростом. На его заспанном лице лежала печать озабоченности. Вельяминов кивнул генералу и, выйдя из-за стола, подумал, что командующий, как всегда перед выездом, нервничает,— но, право, не стоило так рано подниматься и обременять себя хлопотами...