Валентин Рыбин - Море согласия

Выехав за город, офицеры пустили коней в галоп и едва успели на последний вечерний паром. Там они надеялись встретить своих слуг с фурами, но оказалось — они перенравились еще в полдень.

В темноте завели лошадей на паром. Пугливые кони стояли на нем, как новорожденные телята, растопырив ноги, и опасливо косились на черную воду, клокотавшую за бортом. Впереди на носу слышался монотонный голос паромщика:

— Лево держать... Лево...

На Мингечаурском берегу передохнули немного и поехали дальше. Утро встретили на зеленой всхолмленной равнине. Всюду виднелись сады и рощи. Дальше потянулась плодородная долина, слева огороженная горами. Ровными волнами разливалась речная прохлада. Лошади шли бодро и торопко. Казаков с повозками не было видно. Впереди, насколько хватало глаз, простирались гянджинские поля.

Знойное лето сизым маревом струилось над Баку. Залитые на зиму смолой плоские крыши плавились и исходили черной капелью. Звонко шарахались воробьиные стайки, обжигаясь на зеленых жестяных куполах мечетей. Крепостные стены, коими был обнесен город, тоже курились, и казалось — пушки на них вот-вот взорвутся и взлетят в небо!

Часовые почти не выглядывали из крепостных башен. Видно их было только при смене караула, когда они гуськом шли по стене.

Жарко и безлюдно было на пристани. Корабли с убранными парусами покачивались на волнах. Кое-где на палубах виднелись матросы. Иногда в гавань прибывали из Дербента, Ленгеруда или Астрахани парусники. Появление каждого купеческого судна вызывало оживление на берегу. Смуглые мускулистые амбалы голодными псами лезли из подземелья, бросались к кораблю, чтобы заработать на кусок хлеба. Но разгрузка длилась недолго. Купцы со своими гостинодворцами спешили в духаны — выпить чашечку-другую кофе и отдохнуть в тени. Амбалы, получив свое, опять скрывались под землею. Баку славился своими подземными лабиринтами. В них ютилось множество бродяг. Вход хорошо одетому, сытому туда был заказан. Даже военные — кирасиры и артиллеристы, коими был с лихвою заселен город, — побаивались входить в темные вонючие трущобы.

Дома, в которых селились военные, примыкали к крепостной стене. В одном из таких домов жил с женой, дочерью и слугами начальник бакинской таможни, полковник Александровский. Из его двора на стену вела каменная лестница. Взойдя по ней наверх, можно было обойти по стене вокруг города, если бы не воспрещали постовые, да не мешали городские ворота, высокие, со скульптурными львами на фронтоне.

Крепостные ворота были памятны русским историей взятия Баку. С той поры прошло тринадцать лет, но еще и в русских, и в азербайджанских домах рассказывали, как окружили Баку войска генерала Цицианова и как потребовал он выдать ключи от города. Правитель Баку, Хусейн-Кули-хан любезно пригласил Цицианова на церемониал сдачи города. И едва генерал с небольшой свитой оказался перед бакинским владыкой, разгневанные горожане убили его. Голову Цицианова хан отправил в Тавриз, персидскому шаху. Только через полгода, когда к Баку подвел многочисленное войско генерал Булгаков, бакинский хан бежал в Персию, и русские вошли в городские ворота (6).

Теперь здешние мусульмане не представляли грозной силы для русского воинства. Все они — от оборванного нищего до знатного бека — подчинялись российским властям. И только по старой привычке жены русских офицеров пугали «татарами» своих детей, бегавших играть в мусульман ские кварталы.

— Не попадись нехристям! — припугнула семнадцатилетнюю дочь, Люсеньку, полковничиха Александровская, когда девушка, накинув легкий желтый плед и испанскую широкополую шляпу, вышла из дому. Чтобы спокойнее бы-ло на душе, барыня велела слуге последить за Люсенькой. Гнутый старичок Еремка выскользнул в дверцу ворот на улицу и, спустя полчаса, возвратился с растерянным видом.

— Не взыщите, свет-Варвара Николавна, — прошепелявил он.— Следил за барышней, а только остановить ее не смог, так как барышня Люси села в лодку с тем кучерявым морячком.

— С Остолоповым? — жадно, с затаенной радостью спросила барыня.

— С ним, с ним. — Еремка закивал головой. — Статный такой, кучерявый офицерик. Тот, что с Петербургу прибыл.

Барыня вспыхнула румянцем. Поддерживая полы халата, она поднялась по ступенькам на крепостную стену.

Море лежало в тридцати саженях от крепости — спокой-вое, жгуче-голубое, загроможденное у берега множеством судов. Взгляд Варвары Николаевны скользнул по мачтам и устремился вдаль, где желтым нечетким пятном виднелся остров Наргин. Там, в хрустальной синеве, белым перышком скользил парус. «Ишь куда унеслись, — подумала барыня.— Не налетел бы ураган, не опрокинул!» — Курносая, низенькая и располневшая, она стояла на крепостной стене, пока не увидела — от «Девичьей башни» идут моряки...