Берды Кербабаев - Решающий шаг

Покги Вала, совсем онемевший от страха при виде разъяренного полковника, только пришел в себя и пустил в ход свой неугомонный язык:

— Платой собаке, не оправдавшей съеденной ею похлебки, должна быть горячая пуля!

Сары хотел резко ответить Бабахану и толстяку, но в этот момент Ташлы-толмач снова обратился к толпе.

— Старшины, эмины! Сейчас не время для споров. Вы поговорите спокойно, посоветуйтесь, выбросьте из головы дурные мысли и подготовьтесь дать прямой ответ господину полковнику.

Главный переводчик уездного управления Ташлы был сыном одного языкастого старшины, который пятнадцать лет занимал это теплое местечко. Начальник уезда, довольный службой старшины, дал разрешение принять Ташлы в русскую школу. Среди учителей школы были и честные, передовые люди. Благодаря им из школы вышло немало полезных своему народу интеллигентных людей. Но выходили оттуда и такие, как Ташлы-толмач. После окончания школы Ташлы был принят в управление на должность переводчика. Он умел угадывать настроения и желания полковника, выполнять его прихоти. Из всякой тяжбы он извлекал для себя выгоды: одного из спорщиков обнадеживал, другому не отказывал, втихомолку обоих натравливая друг на друга, раздувал из мухи слона, обоих тяжущихся доил, обоим морочил голову.

Набивая свой карман, Ташлы не забывал угождать и полковнику. Однажды он взял для полковника у одного из спорщиков два ковра Вечером большой ковер повесили на стене, средний прибили за диваном. При электрическом свете ярко заиграли краски ковров, слов но окропленных живой водой. Вся комната стала нарядной. Жена полковника, кокетливо улыбаясь, вертелась вокруг Ташлы. А полковник, заложив руки в карманы, откинулся назад и, любуясь большим ковром, спросил:

— Какая цена?

Ташлы посмотрел в лицо владельцу ковров. Тот невнятно пробормотал что-то. Ташлы перевел:

— Если господину полковнику эти ковры понравились, то этого достаточно, это и есть цена!

Полковник отступил на шаг, нахмурился:

— Что это значит? Я не могу на это пойти.

Владелец ковров перепугался — и ковры могли пропасть даром, и его самого могли наказать за предложение взятки. Дрожащим голосом он сказал первое, что подвернулось на язык:

— Баяр-ага справедлив! Все в его власти.

Но Ташлы хорошо знал своего полковника. Такое притворство он уже видел не раз, поэтому, переводя, он несколько изменил смысл того, что сказал владелец ковров:

— Господин полковник, владелец просит вас самих назначить цену.

— Да? Ну, это другое дело!

Полковник еще раз посмотрел ковры и, вынув из бумажника красненькую, пошелестел ею. Казалось, он колебался — протянуть ли ее владельцу ковров, или положить обратно в карман. Но все это было тоже одно притворство. Полковник сказал, словно не зная настоящей цены ковров:

— Раз он полагается на мою совесть, придется переплачивать. Пусть уж я буду в убытке!

После этого владелец ковров стал старшиной, а Ташлы вскоре получил должность главного переводчика. С тех пор на его плечах и красуются серебряные погоны.

Благодаря свему влиянию на полковника Ташлы-толмач был большим начальником в глазах волостных и старшин. Поэтому его слова прозвучали как команда, когда он объявил:

— Господин полковник!

Все замерли в напряженном ожидании. Полковник вышел, особенно сильно топая сапогами и побрякивая шпорами.

— Ну? — крикнул он в толпу. — Готов ваш ответ?

Бабахан выступил вперед и, поклонившись, сказал:

— Мы, старшины и эмины, почитаем за счастье выполнить повеление его величества белого царя. Но мы просим господина полковника дать нам немного сроку, а Халназар-баю разрешить передать просьбу народа.

Выслушав перевод, полковник приветливо взглянул на высокого седобородого человека:

— А-а, Халназар-бай? Я его знаю, — полковник кивнул ему головой.—Когда мы вылавливали шайку разбойника Айдогды, я был у него в гостях. Помню, помню! И сейчас еще чувствую во рту вкус его плова с курицей и шашлыка из фазана. Говори, Халназар-бай!

Ласковые слова полковника приободрили Халназара. Лицо его приняло обычное высокомерное выражение, тусклые глаза засветились решимостью. Обнажив поседевшую голову, он зажал папаху под мышкой и начал:

— Я рад, что господин полковник разрешил мне высказать просьбу народа — это для меня великая честь. Мы очень благородны белому царю, — нас, мусульман, он хочет поставить в один ряд со своими подданными. Я не знаю, как благодарить за оказанный нам почет.