Берды Кербабаев - Решающий шаг

Дом казался самым обыкновенным по внешнему виду, но внутри комнаты были сверху донизу разукрашены резьбой и цветными узорами. Ветви деревьев, отягощенные плодами, гроздья винограда, полыхающие яркими красками бутоны цветов, а рядом самовары с бьющим из трубы красноватым пламенем, цветные чайники с льющимся из носика чаем — орнамент, мозаика, восьмисотлетняя глазурь древнего Куня-Ургенча — все это причудливо переплелось по стенам. На дорогих коврах лежали бархатные тюфяки, высокие стопки одеял и подушек в наволочках из цветного шелка. Огромное зеркало в углу удваивало все, что было перед ним. Таково было убранство комнаты, в которую Джунаид ввел своего гостя.

Эзиз устало опустился на бархатный тюфяк. Слуга, наполнив серебряную чашечку кальяна светлым ташаузским табаком и положив сверху уголек саксаула, подал гостю трубку. От первых затяжек ароматным дымом у Эзиза закружилась голова, цветные узоры на стенах задвигались перед его глазами, теряя ясность.

Хан не торопился спрашивать о здоровье, о жизни. Эзизу же не терпелось поскорее узнать, куда скрылась дичь, за которой он охотился. Поэтому, лишь только вернулась к нему ясность мысли, он обратился к Джунаид-хану:

— Курбан Мухаммед-хан, прости меня! Я приехал для того, чтобы...

Курбан Мухаммед — это было имя хозяина, Джунаид — название его племени. Неожиданное обращение. Эзиза запросто, по имени, изумило хана. К тому же обычай не допускал, чтобы гость первый заговорил о цели приезда, пока сам хозяин не спросит его об этом. Ничего не понимая, Джунаид-хан уставился на Эзиза:

— Эзиз-хан! Как неожидан твой приезд, так неожиданны и твои речи. К добру ли?

— Господин хан! Еще раз говорю: прости меня. Сейчас с тобой говорит не Эзиз-хан, а человек, который не хочет упустить потерянное. Моя потеря сегодня утром или самое позднее в полдень вошла в твою страну. Если не трудно, я прошу раньше всего разузнать о ней.

— Потеря?.. Эзиз-хан, это что-то вроде загадки. Твоя потеря — это что-нибудь домашнее или степное?

— И домашнее и степное.

— Съедобное или несъедобное?

— Поганее собачьего мяса!

— Если твоя потеря находится в пределах моей страны, то завтра, как только ты проснешься, она будет перед твоими глазами.

— Будь здоров, господин хан, я благодарен тебе!

Эзиз сообщил приметы Чары Чамана. Джунаид тотчас же разослал по аулам гонцов, приказав связать и привести Чары Чамана вместе с его спутниками и теми, кто оказал ему гостеприимство.

Слуга внес зажженную лампу. При свете ее Джунаид пытливо взглянул в лицо гостя и увидел на нем следы душевного смятения. Поняв, что с Эзизом случилось что-то неладное, хан решил расспросить его, хотя это тоже шло в разрез с общепринятыми правилами приличия, так как гость еще не успел отдохнуть.

— Эзиз-хан, — обратился Джунаид к своему гостю, когда подали чай, — хотя мы и живем далеко друг от друга, сердца наши близки. Я всегда расспрашиваю о тебе проезжих и приезжающих из Теджена. Твои успехи радовали мое сердце. Мне казалось, что ты достиг всего, чего хотел, или близок к цели. Но твой неожиданный приезд и вид твой, если только это не от усталости, говорят мне о многом. Я не спрашиваю о цели твоего приезда. Мне хотелось бы только знать, чем объяснить разницу между тем, что я слышал о тебе и твоих успехах, и тем, что я вижу?

Эзиз понял, что перед ним проницательный и решительный человек, способный быстро и без раздумий составить себе мнение о людях, как и отдать приказ об уничтожении их. Поэтому следовало подумать, как говорить с ним. Эзиз, неспеша, начал беседу:

— Господин хан, я никогда не забывал твоего совета: «Если хоть смутно почувствуешь намерение врага, — опереди его». Я так и Действовал. Когда мне стало известно о намерении Совета отобрать хлеб у баев, чтобы помочь голодным дейханам, я сам захватил запасы богатых и стал раздавать хлеб населению по твердым ценам. Мусульмане превознесли мое имя. Но твой завет я не выполнил до конца: я послушался пустых болтунов из «национального комитета» и в результате опоздал — получил пощечину.

И он рассказал Джунаиду обо всем, что произошло в Теджене.

Джунаид тотчас спросил:

— Эзиз-хан, почему я живу не в Хиве, не во дворце Исфендиар-хана, а обосновался вот здесь, в Ташаузе?

Вопрос привел Эзиза в недоумение: какое это имеет отношение ко всему тому, о чем он говорил? Сколько он ни думал, ясного ответа найти не мог и вообще не понял, к чему был задан этот вопрос.

— Господин хан, я не знаю, почему ты не живешь в Хиве. Может быть, потому, что ты хан Джунаида?