В это время прибежала Садап-бай и вцепилась в плечо Халназара:
— Аю, отец, стыдно!
Халназар задрожал. Лопата, которой он замахнулся было на невестку, медленно опустилась. Бай невольно оперся на нее, чувствуя, что теряет силы. А дерзкая невестка приподняла своими длинными пальцами его бороду и с ядовитой насмешкой сказала:
— Погляди на свою бороду! В чем вина Мехинли? Что она— не стала есть пищу, которую ты дал, или отказалась от твоих подарков? У тебя седая борода, постыдись!
После этого никто не осмеливался задевать Мехинли даже словом, если поблизости находилась Гёзель.
А Халназар однажды позвал к себе сына и обрушился на него с проклятьями и бранью:
— Лучше бы мне умереть одиноким, чем иметь такого сына, как ты! Если ты не можешь справиться с одной женщиной, то сними папаху и надень на голову платок! Эта твоя рабыня, эта кобыла громоподобная растоптала мою честь, опозорила наш род!
Баллы съежился:
— Что же мне делать? Вы же сами выбрали для меня такую!
— Что делать? Ребенка учи с детства, жену — смолоду. Бей! Истязай до последнего издыхания. Чтобы дрожала от одного твоего голоса! Умрет — я возьму грех на себя.
Баллы долго сидел растерянный, наконец сознался:
— Мне на справиться с ней. Я готов бежать от этой проклятой фаланги.
Халназар закричал на него, задыхаясь от гнева:
— Вон с глаз моих!
С этого дня и стали все звать Халлы-Гёзель — «Атайры-гелин», невесткой-фалангой.
Ни Садап-бай, ни Халназар, ни Баллы не могли обуздать непокорную и своенравную женщину. Халназар советовался с близкими людьми, спрашивал, что делать с непокорной, но никто не мог дать ему утешительного совета. Мамедвели-ходжа,. выслушав его, безнадежно покачал головой:
— Э, бай-ага, от скверной женщины сам дракон убежал. — Он тут же рассказал сказку и заключил ее словами: — Плохую жену нельзя не убить, ни продать. Да повернет все к лучшему сам создатель! Наши отцы говорили: «От злого откупись». Ничего не поделаешь, надо во всем положиться на волю аллаха. Свалилось несчастье на голову — терпи.
Атайры-гелин стала ханшей над халназаровскими кибитками. Все обитатели их приуныли. Только забитая, бессловесная раньше Мехинли начала заметно поправляться: щеки ее пополнели, стан округлился, глаза наполнились лучезарным сиянием. Впервые после того, как бай прогнал ее на черную работу, на ней появилось старенькое полушелковое платье. И походка у нее сделалась бодрой и легкой. Когда она шла к колодцу, многие теперь заглядывались на нее.
Однажды Мехинли со страхом заметила, что и Хал-назару она, видимо, стала казаться привлекательной. Она потеряла покой: ночью не могла уснуть, днем боялась попадаться на глаза баю. Но в мае неожиданно вернулся Мавы. Мехинли совсем расцвела от радости и еще больше похорошела. С ее пунцовых губ уже не сходила улыбка, щеки заливал румянец, а в смеющихся глазах ее затаилось трепетное ожидание счастья.
Приезд Мавы не доставил Халназару никакой радости. Он заметил с первого же взгляда, что его приемный сын вернулся другим человеком. Прежде вялый и робкий, Мавы имел теперь мужественный, независимый вид и смело смотрел в глаза. Здороваясь с Халназаром, он притворно улыбнулся и пристально посмотрел ему в лицо холодными голубоватыми глазами. От этого взгляда сердце бая тревожно забилось, но он решил встретить Мавы с таким же почетом, с каким провожал на тыловые работы.
— Молодец! Молодец! Поздравляю, — ласково заговорил он. — Озарены наши очи, вернулся наш сын. Вернулся Мавы, моя гордость... Садып-бай, пусть будет у нас сегодня праздник. Ах, Мавы, Мавы! Мне ни во сне, ни наяву не приходило в голову, что тебе, сыну бая, придется идти в рабочие. Не знаю, то ли я оказался слишком беспечным, то ли такова уж была судьба, но я еще не успел ничего предпринять, как тебя уже отправили. Правда, тогда на мою голову посыпалась куча несчастий. А тут моего Мелекуша поймали у повстанцев и меня чуть не причислили к этим разбойникам. Ты сам понимаешь, что могло быть: меня и сыновей могли посадить в тюрьму, могли казнить. Сам аллах защитил меня — я вывернулся из беды. После этого я сейчас же начал хлопотать о тебе. Я подал t жалобу на обидевшего меня баяра-полковника прямо генералу, потом — самому губернатору. «Раз я служу царю, мой сын не должен идти на тыловые работы, его по ошибке отправили, надо его вернуть», — требовал я. Наверное, моя жалоба помогла — тебя освободили. Тысячу раз благодарение аллаху — ты жив-здоров и вернулся благополучно.
Читать дальше