Натан Рыбак - Ошибка Оноре де Бальзака

Народ Франции был обманут вторично. Правительство Второй республики возглавляли: премьер — адвокат Дюпон и министр иностранных дел — поэт Ламартин, за их спиною стояли финансисты, заводчики и биржа. Адвокат и поэт с балкона Люксембургского дворца, чередуясь, произносили пламенные речи перед народом. Тем временем национальные гвардейцы, по приказу министра внутренних дел Ледрю-Роллена, разбирали баррикады и незаметно разоружали рабочих.

Прежний премьер Гизо мог оставить иезуитскую часовню и спокойно спать в своем дворце.

В Сен-Клу Тьер, склонившись над столом, при скупом свете свечи писал письмо генералу Кавеньяку. Взволнованные слова лились на бумагу непрерывным потоком. Торопилась рука, и нервно дергался подбородок — признак крайнего волнения королевского министра. Перед его глазами мелькало самоуверенное, холодное лицо Луи-Филиппа, его напыщенность и ограниченность раздражали Тьера еще и теперь. Он бросил перо, не в силах продолжать письмо. Закрыв лицо руками, он вспомнил смехотворную и жалкую сцену во дворце, дрожащую руку короля, подписывающего отречение, истерический плач королевы, суетню в коридорах.

— Какой позор! Какое кощунство!

Тьер оторвал руки от лица, схватил перо и продолжал писать с еще большей торопливостью. Это было ясное и длинное письмо. И когда оно было написано, он прочитал его дважды, и после второго чтения к нему вернулось чувство успеха. Такое чувство кое-чего стоило. Он вложил письмо в небольшой, невзрачный конверт и позвонил. Он осмотрелся, точно проверяя свое одиночество в этой комнате. Да. Вокруг никого не было. Однако ему привиделось в темном углу, у камина, плоское, с седыми отвисшими усами, тревожное лицо генерала Кавеньяка.

Но это длилось одно мгновение. Он тотчас же удостоверился, что в углу никого не было.

В осенние дни давно прошедшего года, в грязной мансарде на улице Ледигьер, Бальзак мечтал, что войдет в маршальский зал Тюильрийского дворца в белых шелковых чулках и башмаках с бриллиантовыми застежками, он представится своему королю как могущественный пэр Франции, и в две шеренги по обе стороны трона будут стоять опытные царедворцы, исполненные уважения и зависти. Он склонит колено перед королем, и тот милостивым движением руки прикажет ему подняться. Король обведет придворную аристократию увлажненными от счастья глазами и скажет: «Вот, господа, человек, который кое-что прибавил к славе Фракции своими произведениями. Приветствуйте господина Оноре де Бальзака (особенно подчеркнуто будет произнесено „де“, чтобы никто не отваживался в дальнейшем сомневаться в его дворянском происхождении), он продолжил и завершил дело великого Наполеона», — скажет король.

Эту заветную мечту, которая со временем стала похожа на болезненный бред, он носил в своем сердце, как самое дорогое на свете сокровище, и свято оберегал от людей. Единственному человеку в мире, своей первой возлюбленной Лауре Берни, поверил Оноре тайную грезу и нашел отзвук в ее душе.

Крестница короля Людовика XVI и королевы Марии-Антуанетгы, Лаура Берни, женщина сорока четырех лет, мать восьмерых детей, принесшая ему наслаждения первой и лучшей любви, поняла его мечту и одобрила ее.

Она показала мечтателю с улицы Ледигьер золотой медальон с прядью волос королевы Марии-Антуанетты, той самой прядью, которую королева послала ее отцу, перед тем как взойти на эшафот. С трепетным волнением рассматривал Оноре медальон.

…И вот Оноре Бальзак в маршальском зале. Мечта, волновавшая его двадцать восемь лет назад в полутемной мансарде дома № 9 по улице Ледигьер, исполнилась. Он очутился в прославленном маршальском зале королевского дворца. Но впервые видели зеркала этого зала такую толпу, и впервые увидели в них свое отражение обитатели Сент-Антуанского предместья. С ними вместе, как песчинка, занесенная вихрем, ворвался в Тюильрийский дворец Бальзак.

Должно быть, его привела сюда неодолимая жажда видеть все, запечатлеть в своей памяти, увековечить в ней все волнующие, лихорадочные выкрики и слова. Он остановился у колонны недалеко от входа в зал и, скрестив на груди руки, растерянными горящими глазами осматривал огромное помещение. Бальзак уже не заме-чал суетливой толпы вокруг. Его глаза увидели в конце зала под голубым балдахином высокое золоченое кресло, обитое пурпурным бархатом, — королевский трон, — и уже не могли оторваться от него.

Да, это был трон. Он не ошибся. Облизывая языком пересохшие губы, сдерживая прижатыми к груди руками перебои сердца, он рассматривал королевский трон, проникаясь благоговением перед золоченым пустым креслом. Четыре ступеньки, покрытые пурпуром, вели к нему, только четыре ступеньки.