Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая

Я натягиваю поводья. Жеребец хрипит, закидывает голову, косит на меня круглым глазом.

Товарищи сгрудились вокруг меня, тяжело дышат, лица горят от быстрой езды.

— Что?— тревожно спрашивает Аббас.

— Мы уходим от границы.

— Постой,— возразил Пастур.— Может, дальше ущелье опять сворачивает. Я сейчас...

Пришпорив коня, он скачет по ущелью дальше, а мы молча слушаем, как цокают по каменистой дороге копыта его коня. Все тише, тише... И вдруг обрываются. Мы настораживаемся. Что там увидел Пастур, почему остановился? Но вот снова дробь копыт...

— Возвращается.

Пастур осаживает перед нами коня и говорит:

— Дальше тупик... ехать некуда.

Так вот почему пограничники не открыли огонь, когда я свернул в ущелье...

Я оглянулся. Неглубокая ложбинка круто поднималась слева. По ее краю овцы пробили тропку.

— Бросаем коней,— говорю я и соскакиваю на землю.— Пойдем по этой тропке. Тут рядом граница.

Я стал карабкаться по крутому склону, хватаясь за колючие кустики. Вслед за мной гуськом поднимались мои товарищи. Мы спешили, спотыкались. Падали, обдирая руки и коленки, и снова спешили к вершине холма. Стало жарко. По нагретой солнцем спине стекали струйки пота. Я задыхался. На бегу расстегнул ворот, но дышать не стало легче. Ноги дрожали и подгибались, стали непослушными. Казалось, не хватит сил добраться до заветной вершины и желанной черты..- Пот заливал глаза, мешал смотреть, я вытирал разгоряченное лицо мокрым уже рукавом и думал только об одном: не упасть.

Овечья тропка изгибалась по склону, и я увидел всю нашу группу, растянувшуюся цепочкой — люди падали от изнеможения, с трудом поднимались и уже не бежали, а ползли, согнувшись, как под тяжелой ношей. Последним двигался Аббас. Он на секунду остановился, вытер ладонями лицо, поймал мой взгляд и улыбнулся через силу.

На вершину холма я вполз на четвереньках и упал на горячую землю, ощущая запах нагретой пыли и сухой, сгоревшей травы. Может быть, я даже потерял сознание на мгновенье, потому что, подняв гудящую голову, увидел опустившегося рядом Пастура.

— Смотри,— прохрипел он.

Я сначала не понял, а он кивнул вперед.

Со стороны заставы цепью поднимались пограничники с винтовками наперевес. И были они уже совсем недалеко. Видимо, знали, где нас лучше всего встретить.

Я смотрел на них, и странное, тупое и опасное равнодушие овладело мной.

Было так тихо, что стрекот кузнечика поблизости показался оглушительным. Я поднял голову. Голубое полуденное небо было далеким-далеким, и ни облачка в нем, ни тучки, только беркут плыл, распластав крылья. Я подумал, что когда нас убьют, он выклюет нам глаза... И эта мысль не ужаснула меня.

— Прощайте, братья,— сказал я, заглядывая в лица бойцов, ища в них что-то важное для себя, без чего нельзя было уйти из жизни.— Мы знаем, за что умираем. Умрем же достойно!..

Маузер в деревянной кобуре был пристегнут к ремню, я отстегнул его, вытащил, а кобуру отбросил. В нем оставалось три патрона.

— Примем бой? — спросил Аббас.

— Будем отходить к границе,— ответил я.— Может быть, кому-то и удастся вырваться. Но последний патрон припасем для себя. Живыми не дадимся... Расходитесь в разные стороны... Вон она — граница!

Мы шли, ползли назад, скрываясь за вершиной холма, потом снова поднялись и, пригибаясь, побежали по распадку.

И сразу же загремели выстрелы. Пограничники охватили нас полукольцом, и левый их фланг обстреливал нас. Но мы не отвечали. Берегли патроны.

— Скорей! — крикнул я, падая за большой камень.— Я прикрою.— Не оглядываясь, я слушал, как шуршали камешки под сапогами бойцов, и шуршание это становилось все тише и тише...

В мою сторону, не видя меня, бежали два пограничника. Они были, наверное, самыми выносливыми. У одного из-под фуражки выбился смоляной чуб, падал на глаза, солдат вскидывал голову, но не останавливался — очень уж спешил, хотел настигнуть нас и получить награду.

Я поднял маузер. Положил длинный тонкий ствол на камень, прицелился. Мушка заплясала на его груди и замерла, когда я задержал дыхание. Грохнул выстрел. Солдат споткнулся, удивленно оглянулся на товарища и рухнул. Второй пограничник залег и стал стрелять. Пуля чиркнула по камню и с визгом отлетела рикошетом. Рисковать вторым патроном я не стал и пополз от камня, прячась за пыльные кусты. И тут произошло неожиданное — солдат, стрелявший в меня, вдруг вскочил, побежал обратно, скрылся из глаз. Наверное, решил, что действовать в одиночку опасно. И сразу же за холмом началась стрельба. Вскочив на ноги, я стал прислушиваться, не понимая, где стреляют. Эхо выстрелов разнеслось по ущельям, множилось. «Неужели напоролись на засаду?»— подумал я и побежал в ту сторону, куда ушли мои товарищи.