Гусейнкули Гулам-заде - Гнев. История одной жизни. Книга вторая

— А вы не отчаивайтесь, — вступил в разговор наш новобранец Мамед.— У меня вот вовсе ничего не было, сельчане мне коня дали, хоть и старого, а на первое время сойдет. А что до винтовки или сабли, так я в первом же бою обзаведусь.

— В Миянабаде мы решим этот вопрос,— сказал я.— Добровольцев снабдим всем необходимым. В этом можете не сомневаться.

— Так мы прямо в Миянабад к вам и придем!— крикнул один из парней.— Завтра ждите, а то нам пешим за вами не угнаться.

Задерживаться в Киштане мы не могли: надо было спешить в Миянабад и, кто знает, может быть предстояло вступить в бой... Все мы думали об этом, покидая гостеприимных моих земляков. Еще в Боджнурде нам сообщали, что Миянабад охраняют головорезы старшины рода ми-ланлу Мухамеда Ибрагима-хана Музаффар-ос-Солтана. И вот теперь я с нетерпением ждал возвращения разведчиков, чтобы иметь представление об обороне города. Но разведка вернулась и, к нашему удивлению, сообщила, что Миянабад оставлен противником... даже арк пуст.

Когда показались городские стены, я поднес к глазам бинокль. Сколько раз вот с этого холма я любовался Мия-набадом, когда носил почту, и вот снова он передо мной. Городские ворота широко раскрыты, какие-то люди ходят там, внутри: приглядываюсь и вижу, что это простые ремесленники, занятые своим делом. Поднимаю бинокль, скольжу взглядом по городским стенам, по башне, еще выше... Стоп! Что это? Красный флаг на сторожевой вышке. Подкручиваю окуляры, в черточках линзы ясно вижу минарет главной мечети, площадку, с которой азанчи призывал правоверных к Молитве, а на площадке — красный флаг, трепещущий на ветру.

— Миянабад наш!— кричу я радостно.— Вперед!

Когда копыта наших коней застучали по перекидному мосту над оборонительным рвом, я приказал запеть наш гимн. Миянабадцы впервые услышали слова революционной песни, зовущей к борьбе:

вдохновенно выводил запевала, и все эскадроны подхватывали:

Пораженные миянабадцы замерли на обочине дороги, с удивлением и восхищением глядя на всадников революции, держащих в руках букеты киштанских роз и распевающих неслыханную песню.

И когда замолк последний куплет, улица разразилась бурей аплодисментов и восторженных криков. Со всех сторон неслись голоса:

— Слава бойцам революции!

— Да здравствует республика!

— Салам, братья!

На площади перед арком полно народу. Все возбуждены, говорят громко, поздравляют друг друга. Бойцов обступают, расспрашивают, трогают алые ленты на груди.

По широким ступенькам поднимаюсь в дом миянабад-ского правителя. Всюду следы поспешного бегства: разбросанные бумаги, кем-то забытая полевая английская сумка на полу...

- Аббас,— говорю другу,— укрепи наше знамя над арком, пусть все видят, что теперь новая, народная, власть. А чтобы никто не осмелился попытаться эту власть сбросить, прикажи, чтобы установили пулеметы на крыше арка и на площадке минарета.

Не успели мы расположиться в новом помещении, как дежурный доложил:

— Делегация от рабочих хлопкоочистительного завода.

Входят несколько человек. Идущий впереди, по виду армянин, широко улыбается:

— Вы, наверное, не помните меня,— говорит он, не решаясь протянуть руку,— а я вас очень даже хорошо помню! Вы еще мальчишкой приносили к нам на завод почту. Мы вас всегда называли добрым вестником. Помню, как мы обрадовались, когда вы принесли газеты с сообщением о русской революции...

— Вы главный механик завода?— спрашиваю его. Улыбка снова озаряет его лицо.

— Отгадали. Меня зовут Мегерджик,— и он протягивает мне руку.— А это все наши, с завода... Мы пришли поприветствовать вас и попросить совета: как быть с заводом? Хозяин сбежал, узнав о подходе революционной армии, и мы...

Когда я сказал, что есть решение реввоенсовета о национализации всех предприятий, все они обрадовались. Заговорили разом, наскоро простились и, продолжая горячо спорить, вышли из здания арка на улицу. В окно было видно, как шли они через площадь, размахивая руками: кто-то вдруг забегал вперед, чтобы овладеть вниманием толпы, но его оттесняли, и тогда другой хватал товарищей за рукава и с жаром доказывал что-то...

На следующий день с простенькой трибуны многолюдного митинга я рассказал миянабадцам о целях и задачах' революции и предложил, не откладывая, избрать своих представителей в энджумен— орган народной власти. Я сообщил, что после взятия Мешхеда там будет созван областной съезд, куда надо будет послать своих представителей.