Эти слова вызвали в толпе такой взрыв ярости, что рассказ Урсулы был прерван на несколько минут. Когда тишина снова установилась, она продолжила свой рассказ, и на лице настоятельницы отражался весь ужас, вызванный произносимыми ею фразами.
— Двенадцать самых старых монахинь созвали на совет, и я была в их числе. Аббатиса постаралась дать нам самое черное представление о вине Агнес и нарисовать ее самыми выразительными красками, и я должна сказать, что девять монахинь из двенадцати одобрили ее варварское решение. Что до меня, я не могла решиться признать Агнес навсегда потерянной для добра, сестры Корнелия и Берта согласились со мной, и мы стали так горячо возражать, что аббатисе пришлось изменить свои планы; хотя на ее стороне было большинство, она боялась открыто пойти против нас, зная, что при поддержке семьи Медина мы можем стать для нее слишком опасными противниками. Она прекрасно знала, что наверняка погибнет, если Агнес будет обнаружена после того, как ее объявят мертвой. Поэтому она попросила у нас несколько дней, чтобы придумать какое-нибудь наказание, которое могло быть одобрено всеми, и обещала созвать тот же совет, как только она примет решение. Вечером третьего дня после этой сцены она объявила нам, что на следующий день Агнес будет допрошена, и ее наказание будет увеличено или уменьшено в зависимости от ее поведения в этот момент.
В ночь, которая предшествовала допросу Агнес, я проскользнула к ней в келью, чтобы попытаться ее утешить. Мы условились о разных знаках, которыми я буду ее предупреждать, отвечать ли ей утвердительно или отрицательно на коварные вопросы настоятельницы, которая, как я знала, непременно сделает все возможное, чтобы поставить ее в затруднительное положение и подтолкнуть ее подписать самой себе приговор своими неловкими ответами. Зная, что за Агнес следят и что настоятельница может появиться с минуты на минуту, я уже собиралась уйти, как вдруг услышала шаги. Я уже была у двери и собиралась ее открыть. Шаги заставили меня отскочить в глубь кельи; занавеска, которая скрывала большое распятие, послужила мне убежищем, и я поспешила за нее спрятаться. Отворилась дверь; аббатиса вошла, и с ней — еще четыре монахини. Она подошла к постели Агнес и стала яростно упрекать ее за вину, говоря, что она видит свой долг в том, чтобы очистить землю от такого чудовища, как Агнес. Она приказала ей выпить содержимое кубка, который ей протянула одна из монахинь. Подозревая о роковых свойствах напитка и уже видя себя приговоренной, несчастная девушка упала к ногам аббатисы и попыталась смягчить ее сердце. Ее мольбы шли из самой глубины души, она вызвала бы жалость у самого дьявола. Она принимала все: позор, заточение, пытку — лишь бы ей оставили жизнь: о, один месяц, неделю, единственный день жизни! Но сердце аббатисы оставалось каменным; она сказала Агнес, что сначала у нее не было намерения ее убивать, но что сопротивление ее друзей было причиной того, что мнение ее изменилось. Она торопила Агнес проглотить яд, посоветовала ей рассчитывать отныне только на небесное милосердие и подтвердила, что самое большее через час она будет вычеркнута из списка живых. Видя, что все ее мольбы напрасны, Агнес попыталась бороться, она сделала попытку броситься к двери; она надеялась, что даже если ей не удалось бы избежать грозящей ей участи, она обрела бы свидетелей насилия, совершаемого над ней, но аббатиса угадала ее намерение, вытащила из-под плаща кинжал и, грубо отбросив Агнес на ее ложе, приставила его кончик к ее груди, поклявшись, что, если она только крикнет или будет противиться и отказываться пить, она пронзит ей сердце тотчас же.
Полумертвая от страха, Агнес перестала сопротивляться: она выпила яд, — все было кончено. Тогда монахини стали осыпать ее хором проклятий, на ее просьбы они отвечали только издевками и отравили ее последние минуты. Она умерла в отчаянии, и ее агония должна была насытить ненависть ее врагов. Как только она испустила последний вздох, аббатиса, окруженная своими сообщницами, ушла.
Только в этот момент я вышла из своего убежища. Понимая, что сопротивление бесполезно и что аббатиса сильнее, я не стала вмешиваться. Под тяжким впечатлением этой кошмарной сцены я поспешила в свою келью. Покидая Агнес, я бросила последний взгляд на постель, где покоилось безжизненное тело, полное прежде такой прелести и, клянусь Богом, такой добродетели. Я помолилась за упокой ее души и дала обет до последнего вздоха добиваться кары ее убийцам. Мои терзания тогда только начинались. В день похорон Агнес у меня вырвались неосторожные слова, которые привлекли ко мне пристальное внимание настоятельницы. С этого момента меня окружили шпионы, и прошло много времени, пока я сумела найти способ сообщить мою тайну родственникам несчастной. Известие о ее внезапной смерти распространилось как внутри, так и вне стен монастыря, яд не оставил никаких следов, и никто не подозревал, как именно она умерла, кроме меня и самих убийц.
Читать дальше