Вадим Артамонов - Василий III

Пока отец с сыном мирно беседовали между собой, во двор вошли Андрей с Кудеяром.

— Никак Андрюха из Крыма воротился? — удивился Василий.

— Как будто он. Неужто рядом с ним сын Соломонии?

Княжич радостно приветствовал Андрея.

— В Крыму был?

— Был.

— Жёнушку свою разыскал?

— Разыскал.

— Так где же она? Хочу тотчас же видеть ту, ради которой ты себя смертельной опасности подвергал!

— Нету её.

— Как — нету? Преставилась?

— В Крыму пожелала остаться.

— Вот те на! Что же ты её с собой не увёл?

— Не захотела.

Михаил Васильевич пристально рассматривал Кудеяра. «Уж как похож на брата своего Ивана Васильевича! Как будто одна мать их породила».

— Как тебя звать?

— Кудеяром.

— Ты разве татарин?

— Нет, я русич.

— Почему же тебя так кличут?

— Мы с матушкой… то есть с тётей Марфой, в Крыму жили, так у всех детей имена татарские.

Михаил Васильевич многозначительно глянул на Андрея:

— Он самый?

— Да.

— А не обознался ты?

— Нет.Марфуше ни к чему было меня обманывать.

«Да, сомнений нет, это и есть старший сын Василия Ивановича. Что же теперь с ним делать? Объявить всем, что именно он должен быть великим князем? Смута начнётся. А её и без того хватает. Отправить к матери в Покровскую обитель? Появление его понаделает там шуму. И опять смута приключится. Оставить при себе? Большой опасности себя подвергнешь. Ну, как великая княгиня проведает? Не сносить тогда головы!»

Боярин отвёл Андрея в сторону:

— Скажи, Андрюха, как жизнь свою думаешь устроить? Ну где жить хотелось бы тебе?

— Хочу просить тебя, боярин, отпустить меня в монастырь. Родители мои померли, к крестьянскому делу меня не тянет, быть послужильцем тоже не к лицу — стар стал. Жену свою разыскал в Крыму, да она счастье своё там нашла, на Русь воротиться не захотела. А другой жены мне не надобно. Вот и решил я в святой обители век свой окончить.

— Хорошее дело удумал. В какой же монастырь поступить хочешь?

— Да в тот, что подальше от шумной Москвы. В заволжский скит постучусь. Может, там примут.

— И то верно. Воле твоей перечить не стану. — Михаил Васильевич вытащил из-за пояса кошелёк с казной. — Хочу, Андрюха, отблагодарить тебя за верную службу. Сам ведаешь: в монастырь с пустыми руками не суйся. Так ты отдай эти деньги игумену, то и будет твой вклад в обитель. А как устроишься, дай знать, чтобы мы ведали, где ты есть. Мальца с собой возьми да пуще глаза береги. В Суздаль не ходи и Соломонии не говори, что сын её нашёлся, — беда может приключиться. Когда подрастёт он, тогда и скажем ей. Понял?

— Понял, боярин. — Слова Михаила Васильевича пришлись по душе Андрею. За долгий путь уж так он прикипел сердцем к Кудеяру, что и представить не мог, как расстанется с ним. И впрямь опасно показать его Соломонии: баба она и есть баба, закричит, плакать почнет. Прознают про Кудеяра Глинские, тотчас прикончат его вместе с матерью. Нет уж, при нём Кудеяру ничто не грозит. Уйдут они в дальнюю обитель, что стоит потаённо среди заволжских лесов, — ищи их тогда! Только вот Суздаль никак миновать нельзя — надобно матушку Ульянею проведать, рассказать ей о Марфуше. Стара Ульянея, да и о Марфуше дюже убивается. А чего убиваться-то? Живёт она в Крыму, детей растит, ничто ей не угрожает. Так пусть матушка Ульянея успокоится и понапрасну не страдает.

— Да поможет тебе, Андрюха, Господь Бог.

Андрей поклонился Тучковым и, взяв Кудеяра за руку, направился к воротам. Тучковы молча смотрели им вслед.

— Сам ведь сказывал, — словно оправдываясь, произнёс Михаил Васильевич, — нельзя заводить на Руси смуты.

— Ты прав, отец.

— Кудеяр старше Еленина сына, потому имеет больше прав на престол. Но пока он ещё мал. Придётся подождать немного, а тем временем надлежит готовить народ. Шуйские всячески поносят правительницу, и я в том полностью с ними согласен: не успела сорочин справить по мужу, как любовника в постель пустила!

Василий с изумлением глянул на отца:

— Но разве не ты ратовал за то, чтобы Елена и Ваня Овчина полюбили друг друга?

— Я хотел, чтобы Иван Овчина защитил её и юного великого князя от происков Михаила Львовича Глинского. Но я вовсе не желал разврата. А ведь она с Иваном Овчиной словно с Богом данным мужем повсюду на людях появляется, мало того — по святым обителям с ним ездит! Это ли не святотатство, не надругательство над обычаями, стариной утверждёнными! Вот Бог-то и прогневался на неё, напустил хворь непонятную, так что чахнуть она стала, то в жар её бросает, то в холод. Дела позабросила, все по монастырям да по пустыням ездит со своим дружком, грехи тяжкие замаливает. Или ты не согласен с тем, что она, словно гиена свирепая, растерзала великокняжеских братьев и даже своего дядю Михаила Львовича?