Ежи Сосновский - Маленькая пушистая смерть

В любом случае мы уже не были котокрадами. По утрам кошечка мурлыкала, терлась холодным носом о щеку (баталия за право спать на подушке началась на четвертую ночь и завершилась молниеносной победой) и хотя делала это, несомненно, в корыстных целях – речь-то шла о завтраке, – подобное поведение можно было в какой-то мере считать проявлением симпатии. Приступы неуемного буйства, случавшиеся каждый вечер после ужина, оживили наш дом – и только первые несколько дней мне казалось, что это меня утомляет. Из окон по-прежнему дуло, но холод перестал досаждать мне, ведь где бы я ни садился, у меня на коленях тут же оказывалась кошка – и грела. Черную шерстку так и тянуло погладить, и в моих руках внезапно пробудилась почти забытая нежность. С тех пор мы все чаще проводили вечера втроем, сидя на диване: я в середине, по одну сторону кошка, которой я чесал рыжее ушко или гладил спинку, по другую – Лидуся, как-то вдруг очень похорошевшая. А когда однажды ночью нас разбудил шум – следствие удачной охоты в кухне на таракана, – кошка обрела в нашем доме законный статус. Я тогда вручил ей в награду кусочек вырезки – и она приняла его с достоинством, так, будто бы вполне осознавала свою заслугу. Прошло полгода. Однажды, вернувшись с работы, я застал Лидусю бледной и встревоженной. С ней что-то случилось, жалобно сказала она, ее полдня рвет. Кошка сидела под шкафом и поглядывала на меня круглым глазом, а я говорил ей какие-то ласковые слова. Вскоре она выползла и, сотрясаясь в судорогах, оставила на полу маленькую желтую каплю. Ничего с ней не случилось, сказал я без особой уверенности, но, заметив гримасу жены, молча оделся и понес кошку к ветеринару. Отравилась чем-то, услышал я. Вы отраву дм крыс не раскладывали? – Для крыс? В квартире? – Ну, не знаю, сделаю ей укрепляющий укол, если лучше не станет, приходите завтра. Потом я ехал в лифте, за пазухой у меня сидела кошка – у нее даже не было сил пугаться незнакомых запахов. У меня тогда мелькнула мысль, какой будет наша жизнь без кошки, но она вдруг замурлыкала, и я, обрадовавшись, решил, что просто поддался панике. Когда же она прямо от двери бросилась к мисочке с водой, я с облегчением выдохнул, и даже в покрасневших глазах Лидуси появился блеск.

Но утром – была суббота – мы обнаружили кошку на пороге кухни: она лежала неподвижно и, только завидев нас, тихонько мяукнула. Было ясно, что это конец. Лидуся не хотела оставаться дома одна, мы вместе пошли к ветеринару. Он сделал кошке укол и предложил нам пока прогуляться, а он решит, как быть дальше. Мы молча бродили между домами, а когда через час вернулись, ветеринар развел руками: Как вы, надеюсь, уже поняли, в таких случаях я отправляю хозяев на прогулку, чтоб успокоились. В конце концов, при этом вы не нужны. Поверьте, это была легкая смерть. Мы покивали и вернулись домой.

Что-то сдавливало мне горло, но я сказал себе, что не стану оплакивать кошку, а потому с каменным лицом вытащил пылесос и приступил к уборке. И только когда задвигал за шкаф мисочки, не сдержался. Мы с Лидусей сели на диван и так и сидели, прижавшись друг к другу, шмыгая носом.

В тот вечер мы не могли оставаться в квартире – слишком пусто здесь стало без нашей пушистой подруги, – поэтому я потащил Лидусю в кино. Не помню, о чем был фильм; обратно мы шли пешком, не хотелось спешить в неуют, где все внезапно пробуждало трогательно-смешные воспоминания. И все же мне казалось, что наша жизнь вернется в норму, что бы это ни значило; незадолго до появления кошки я начал с неопределенными целями навещать Эву, соседку по этажу, мы часто говорили о книгах – она, как и я, любила Маркеса, – и хотя между нами ничего такого не произошло, я вдруг со странным трепетом осознал, что давно у нее не был. Тем временем мы вошли в лифт, но лифт почему-то не захотел останавливаться на нашем этаже, и мы поехали выше. Лидуся спускалась впереди меня; внезапно она застыла как вкопанная, я налетел на нее, едва не столкнув с последней ступеньки, и уже собирался сказать что-то резкое, когда услышал: О Господи.

И ее уже нет, она уже бежит к нашей двери, наклоняется, берет с коврика что-то живое, и вот уже на руках у нее как ни в чем не бывало мурлычет черная кошка с рыжим ухом. Посмотри, точь-в-точь такая же, сказала Лидуся, но мы оба прекрасно понимали: не такая же, а та же самая; много ли, в конце концов, черных кошек с рыжим правым ухом? И когда, уже в спальне, погасив свет, я почувствовал, как осторожно ступают легкие лапки по моему животу, то не удивился, услышав голос Лидуси: неужели ветеринар нас обманул? Я не шелохнулся, ощутив у лица что-то теплое, пушистое и урчащее – в голове мелькнуло, что пахнет от нее чуть иначе, – и ничего не ответил. Только немного погодя пробормотал: могу завтра пойти его спросить. Долго стояла тишина, нарушаемая лишь негромким шорохом утаптываемой подушки. А, собственно, зачем? – ответила Лидуся. С этим мы и уснули.

Читать дальше