Фридрих Клингер - Фауст, его жизнь, деяния и низвержение в ад

После этого тайного совещания все отправились ужинать. Папа так радовался своим планам и близости их осуществления, что пришел в безудержно веселое настроение и превратил пир в вакханалию, подробности которой можно найти у Петрония {89} или Светония {90} . Но при этом он все-таки не забыл о нуждах государства: разгоряченный вином, он спросил у присутствующих, как он может увеличить доход папского престола, чтобы осуществить несколько походов. Были сделаны самые разнообразные предложения, пока наконец Ферара ди Модена, епископ Патрийский, достойный министр Александра, торговавший церковными должностями с аукциона, не предложил под предлогом грозящей войны с турками начать продажу индульгенций по всей Европе и, как истинный панский финансист, прибавил:

— Безумное заблуждение людей, которые верят, что от грехов можно откупиться деньгами, — вернейший источник богатства папы.

Лукреция, лежавшая на коленях отца и игравшая белокурыми локонами Фауста, сказала с улыбкой:

— Список индульгенций заключает в себе множество нелепых, устаревших и смешных грехов, на отпущении которых не очень-то разживешься. Он был составлен в наивные варварские времена, и давно пора составить новый тариф грехов, для чего Рим может дать самый лучший материал.

Общество, разгоряченное вином и сладострастием, радостно приветствовало эту удачную выдумку. Папа предложил каждому из присутствующих называть новые грехи и стоимость их отпущения, чтобы затем выбрать наиболее распространенные, а следовательно, и наиболее доходные.

Ч е з а р е: Святой отец, предоставьте это кардиналам и прелатам, они лучше с этим знакомы.

Ферара ди Модена, епископ Патрийский, взял на себя обязанности секретаря.

О д и н из к а р д и н а л о в: Хорошо, тогда я начну обсуждение и назову первый источник богатства. Пиши, Ферара! Я задаю тон, остальные меня поддержат. Отпущение каждого плотского греха всякому лицу духовного звания, с кем бы он ни совершил его, будь то с монахиней, в самом монастыре или вне его, со своей кровной родственницей, или свояченицей, или с духовной дочерью, дающее право сохранить за собой любую из церковных должностей и возможность получения новых бенефиций {91} , должно стоить девять золотых, внесенных в папскую казну.

П а п а: Прекрасно! Прекрасно! Живо, епископ, пиши: девять золотых. А вы поднимите бокалы, провозгласите прощение всем священникам, готовым платить.

Все гости наполнили свои бокалы и крикнули хором:

— Absolutio! Dispensatio! [15]

П а п а: Я вижу, что должен придать смелости остальным. Они в эту минуту больше думают о монахинях, чем о моей выгоде. Епископ Ферара, пиши: за тонкую содомию {92} — двенадцать золотых, за грубую — пятнадцать, все равно, будь ты мирянин или священник. Думаю, что на эти деньги я смогу содержать всю мою кавалерию, и предвижу, что значительная часть выплачиваемого жалованья вновь вернется ко мне.

Х о р: Absolutio! Dispensatio! Прощение всем содомитам, тонким и грубым!

О д н а из м о н а х и н ь: Эй, что же это такое? А о нас никто не думает? Святой отец, разве только у нас нет прав на ваше отцовское милосердие? Прошу вас, назначьте тариф и на наши грехи, чтобы мы могли спокойно их совершать.

А л е к с а н д р: Верно, дочь моя! С вами обойдутся не хуже, чем со священниками. Сейчас я дам тебе доказательство моей папской милости. Пиши, епископ: прощение каждой монахине за плотский грех, с кем бы она его ни совершила, будь то с братом, кровным родственником или духовником, в монастыре или вне его, прощение с сохранением права занимать любую монастырскую должность — девять золотых. Ты довольна?

Монахиня поцеловала ему руку.

Х о р: Absolutio! Dispensatio!

Д р у г о й е п и с к о п: Дальше! Прощение и отпущение грехов каждому священнику, открыто содержащему наложницу, — пять золотых.

Л у к р е ц и я: Как все это пошло, избито, обыденно! Слушайте меня! Прощение всякому христианину, который спит со своей матерью, сестрой или другой родственницей, — пятнадцать золотых.

Х о р: Absolutio! Dispensatio!

Фауст, который страшно злился, так как эта сцена была новым триумфом дьявола, крикнул, желая уязвить Борджа, громовым голосом:

— Прощение всякому убийце своего отца, матери, брата или сестры— три золотых!

П а п а: Э! Нет, друг мой! С какой это стати вы оцениваете убийство ниже, чем плотский грех? Не забудьте, что первое уменьшает число людей на земле, тогда как второе — увеличивает!

Ч е з а р е Б о р д ж а: Святой отец, он не хочет высокой ценой отпугивать людей от убийства.