Павел Федоров - Синий шихан

– Золото… Золото, – прошептал Митька осипшим голосом и упал животом на старую, сколоченную из досок колоду, сжимая в руках тяжелые угловатые самородки.

В середине дня Матвей Буянов приехал в станицу Шиханскую. Он приказал кучеру подстегнуть коней и бойко подкатил к дому Петра Лигостаева. Спрыгнув на землю, постучал в некрашеные, с тесовым верхом ворота. В калитке показался высокий, черноусый, горбоносый казак с густыми темными с проседью волосами. Взглянув на Буянова, казак нахмурился, потом вышел из калитки, поклонился и протянул руку.

– Принимай гостей, хозяин! – Матвей Никитич, подмигнув, вытер платком красное потное лицо. Мельком взглянув на рваные, выпачканные в дегте брюки Лигостаева, ухмыльнулся, но руку пожал крепко.

– Милости просим, гостям всегда рады, – ответил Петр Николаевич.

Он сразу догадался, что неожиданный гость пожаловал неспроста. «Не иначе, как лошадь торговать приехал», – подумал Лигостаев.

Петр Николаевич Лигостаев познакомился с Буяновым на осенней ярмарке, во время большой скачки, где дочь его Маринка взяла первый приз, а молодой жеребчик Ястреб стяжал себе и наезднице громкую, небывалую славу. Торговали Ястреба многие. В особенности приставал Матвей Буянов со своим отцом. Старик Никита Петрович даже не поскупился тогда на цветастый кашемировый платок для Маринки, битых два часа вел с девушкой какой-то замысловатый разговор и приглашал приехать в гости. Продать лошадь Петр Николаевич наотрез отказался, а Маринка в гости так и не собралась.

– Въезжать во двор будете, Матвей Никитич? – спросил Петр Николаевич.

– Ежели позволите, мы с нашим удовольствием, – расшаркался Буянов. Он был в самом веселом расположении духа. Шутка сказать, дела-то какие разворачивались…

– Да, прошу, прошу, самовар есть, – проговорил Петр Николаевич, открывая ворота. Взглянув на кучера, он удивленно заморгал глазами. – А ведь никак сослуживец! Кирилл!

– Он самый, Петр Миколаич… Давненько не видались, – ответил Кирилл, понукая истомленных лошадей.

Кирилл был тоже казак, родом из станицы Шиханской. Вместе уходили на действительную, вместе побывали и на полях Маньчжурии в 1905 году. Потом Кирилл служил денщиком у есаула Печенегова, впоследствии войскового старшины. Ушел от него, пропил небольшое, оставшееся от отца хозяйство и нанялся к тому же Печенегову кучером. Пьянствовали они вместе, устраивали оргии в уездном городе, шел слух, что и тревожили они киргизские табуны. Потом Печенегов уехал в Оренбург. И с тех пор б нем не было ни слуху ни духу. Усадьба стояла заколоченной, а земли сдавались в аренду крестьянским хозяйствам.

– Каким ветром тебя занесло, Кирилл Миронович? – спросил Петр Николаевич, с любопытством поглядывая на постаревшего сослуживца.

– На родину потянуло, Петр Миколаич, в свои края. Вот и объявился. Нищему сбор не долог – котомку за плечи, да и в путь-дорогу… – Подобрав вожжи, Кирилл спрыгнул с козел, разглаживая широкую, черную как смола бороду, добавил: – Спасибо, что не забыл станичника. Мы тебя тоже завсегда вспоминали с барином добрым словом.

– Где же теперь твой барин? – спросил Петр Николаевич, мрачнея и вспоминая, как ушел однажды от этого барина едва живым.

– Барин? – Развязывая поперечник, Кирилл загадочно усмехнулся. – С барином, Петр Миколаич, мы полюбовно расстались. А ежели по правде, так из-за барыни… Филипп-то Миканорыч женился, в приданое вместе со своей красавицей конный завод получил. Ну, значит, как это бывает, не показался я барыне-то… рожа, дескать, у меня разбойничья, ездить, говорит, со мной страшно. Лошади, говорит, даже пугаются, трясутся. Ну и получилась мне полная отставка… А вот Матвей Никитич не боится со мной ездить, гоняем за милую душу.

Буянов стоял в сторонке, покрякивая, рассматривал привязанную под густым вязом лошадь игреневой масти, подседланную великолепным призовым, в серебре, седлом. Конь был невысок, слегка вислозадый, сухоголовый, необычайной в экстерьере длины, с белым расчесанным хвостом. Матвей Никитич, казалось, забыв обо всем на свете, любовался его тонкими сухими ногами и желтыми, стаканчиками, копытами.

Это был знаменитый Ястреб, забравший на скачках все призы. Обеспокоенный присутствием других коней и чужими людьми, он гордо вскидывал голову, сердито фыркал и, раздувая красноватые ноздри, косился умными глазами на чужого бородатого человека, широко размахивающего руками.