Воин впервые за день глубоко вздохнул. У него подкосились ноги, и он пал на колени, прямо в остывающую илистую грязь.
Когда Виштар доплёлся до приземистых домов Амаравати, было уже утро. А может быть, и не было. Летом здесь невозможно понять, какое время застыло над спящим городом. Люди притаились во сне. Стояла такая тишина, что собственное сопкое дыхание казалось почти криком.
Виштар ввалился в низкие двери знакомого дома. В тенистом дворике, упрятанном за глиняными стенами, ещё таилась ночь. Недвижимая, бездыханная. Какая всегда непосильна для одиноких, заблудших сердец, распекаемых ею с такой неистовой силой. Воин споткнулся о травяную циновку, устало припал к её измятым и вытертым сочленениям, поднял голову и закричал:
— Ури! Эй, Ури! Проснись, старый плут. Его окружала холодная тишина. Она долго слушала недовольное бормотание Виштара, ничем не отвечая ему из занавешенных спальных покоев дома.
— Ури! — яростно завопил Виштар. Где-то в доме, за маленьким садом, угадалось шевеление. Заспанный хозяин прошаркал во двор.
— Кто это? — спросил он.
— Я, Виштар. Послушай, Ури, у тебя ещё осталась сура? Дай мне суры. Ури широко зевнул.
— Я есть хочу, — снова заговорил воин.
— Могу принести тушёную рыбу.
— Нет, только не рыбу… Сходи разбуди кого-нибудь из женщин. Пусть придут апсары.
— Они все спят.
— Какое мне дело, разбуди.
— Не думаю, что они захотят выходить.
— Они не захотят выйти к вождю клана адитьев? — возмутился воин.
Ури только повёл бровями.
— Хотел бы напомнить тебе, Виштар, что за прошлую суру ты должен мне телёнка.
— Ну так что? Теперь получишь целую корову. Давай иди. И принеси мне поесть. Ури вздохнул и поплёлся в дом.
— Не думаю, что апсары захотят выходить, — тихо сказал он.
Виштар лёг на спину и стал смотреть в небо. В великий, спящий простор. Его бледные покровы ещё не тронул румянец зари. Небо равнодушно наблюдало за воином, отражаясь в его глазах тусклым светом. Где-то в этом свете, в этом молочном перламутре, затерялись звёзды — глаза Праджапати. Отца всего сущего. Трудно понять необозримое. Виштар лежал и думал, что сущего расплодилось так много, что Праджапати, вероятно, и сам не подозревал, чем дело кончится. А как отразится Праджапати в будущем ребёнке? Сыне Виштара. Или, может быть, дочери? Брахман сказал, что родится сын. Хорошо бы, чтоб родился сын. Их клану нужны были воины.
Пришёл Ури с миской суры — густого, пахучего пива, мутного, как это ночное небо. Виштар тронул суру губами. Она пахла рыбой.
— Почему она пахнет рыбой? — спросил воин.
— Она не может пахнуть рыбой, — соврал Ури.
Виштар подумал, что ему сегодня во всём мерещится запах рыбы. Скользкой, будто в слюнях. С прозрачными глазами.
Виштар долго пил, обливаясь и тараща глаза. Потом вздохнул и сплюнул с губ пену. Ему задышалось легче.
— Послушай, Ури, — сказал он хозяину, — скоро мне понадобится много суры. Много хорошей суры. Густой и пьяной. И чтоб апсары вспомнили свои лучшие песни. Ты получишь десять коров, если сделаешь всё как надо.
— Ты готовишься принести жертву богам? — равнодушно спросил Ури.
— Что? Да, я принесу жертву богам, ты прав. Но я готовлюсь к другому. Не будем об этом говорить раньше времени.
Из дальнего покоя дома пришла заспанная апсара. Её звали Мади. Лёгкие одежды из травяного волокна робко прикрывали её мягкое тело.
— Омой ему ноги, — сказал Ури.
— Это ты, Мади? — встрепенулся Виштар. — Хорошо, что это ты.
— А кто ещё выйдет к пьяному вождю адитьев, прервав свой сон?
— Я вовсе не пьян, Мади. Послушай, что я тебе скажу. Сегодня я мог победить эту змею, эту тварь Антаку. Только он уполз. На залив.
— Лежи, — сказала женщина, успокаивая тёплой рукой плечи воина.
— Ты мне не веришь?
— Верю.
— Я мог его убить, только он уполз.
— Куда уполз?
— На залив, я же тебе говорю.
— Лежи-лежи.
Лёжа, Виштару было ещё труднее дышать. Он попытался сесть, но апсара уложила его на спину и накрыла циновкой. Она принесла воду и, развязав грязные сандалии Виштара, попыталась стянуть их с его узловатых лап.
— Ух какой он страшный! — сказал самому себе воин. — Никогда не поверю, что Праджапати мог воплотиться в такую тварь по собственной воле. Должно быть, он обозлился на что-то.
Мади стянула правую сандалию вместе с комьями присохшей к ней грязи.
— Как ты думаешь? — спросил воин.
— Конечно, обозлился.
— Должно быть, на кого-то из богов. А страдаем от этого мы!
Читать дальше