Иен Келли - Казанова

Примерно тогда же да Понте вернулся в Прагу и изменил либретто, рискуя попасть под порицание придворной цензуры из-за привнесения в драму ряда дерзких акцентов. В этот момент и появился Казанова. Его участие в «Дон Жуане» встречает мало документальных подтверждений — две страницы заметок (сейчас они находятся в пражском архиве), из которых следует, что он, похоже, вносил поправки в работу да Понте, в слова Лепорелло и Дон Жуана во втором акте оперы, перерабатывая историю пражского музыканта Мейснера. Однако некоторые факты очевидны: да Понте не был в Праге, когда в оперу в последнюю минуту вносились дополнения, но Казанова там был. Итальянец прекрасно знал труппу, немного знал Моцарта и, возможно, решил поучаствовать.

Он без приглашения пришел на сбор итальянской оперной труппы, которая работала в театре Ностица. Туда входило несколько венецианцев — многие были известны Казанове — и компания репетировала, точнее пыталась, покуда наскоро и беспорядочно написанные части оперы по кускам прибывали из дома господина Моцарта. Раздраженные участники, по словам Мейснера, в конце концов заперли Моцарта в комнате наверху театра и сказали, что не выпустят его, пока композитор не закончит «Дон Жуана». В силу своей риторики, обаяния и, возможно, богатого опыта борьбы с истериками профессионалов театра, Казанова убедил взбунтовавшихся, что Моцарт закончит оперу и нужно ему позволить выйти из его «одиночной камеры». Моцарт, должным образом признательный, в ту же ночь написал увертюру, добавив зловещие аккорды из пятнадцатой сцены третьего акта во вступление к опере. Но премьеру все равно пришлось отложить, в назначенный вечер директор театра решил, что новая опера Моцарта непригодна для показа публике и вместо нее надо дать столь любимую «Свадьбу Фигаро». Опера «Дон Жуан» была, наконец, представлена на суд зрителей 29 октября, и Казанова видел ее премьеру. Пражская и, позднее, венская аудитория восторженно приняли сочинение. Среди множества отзывов можно встретить и слова Гете: «Ее давали каждый вечер в течение четырех недель, и весь город был так увлечен, что даже жалкий лавочник занимал себе место в партере или в ложе вместе со своей большой семьей, и никто не мог пропустить зрелище горящего в аду Дон Жуана».

Забытые почти на два столетия, доказательства из пражского архива поддерживают версию Мейснера о том, что Казанова работал над «Дон Жуаном», либо с да Понте и для итальянской оперной труппы, либо же ради собственного удовольствия. Даже если правда последнее, пристальный интерес и точное знание недавно исполненного произведения говорят в пользу причастности Джакомо к его созданию. В пражском архиве хранятся два варианта десятой сцены из второго акта, в которой Дон Жуана и его слугу Лепорелло ловят на обмане три переодетые маски, здесь чувствуется рука Казановы. Диалог написан на сложенной вчетверо дорогой бумаге. Это не просто заметки-примечания: написанное читается как замысел или же часть большого проекта.

Кто автор этих элегантно оформленных страниц? Видел ли их да Понте или только члены труппы, пытавшиеся сделать связный спектакль в отсутствие оригинального либретто и с безнадежно запаздывающим композитором? Насколько «Дон Жуан» был и остается образом Казановы? В смысле собственно текста — Джакомо если и участвовал, то крайне мало. Из сохранившихся заметок Казановы следует только ситуационная связь с тем либретто, которое сейчас исполняется, и неизвестно, включил да Понте предложения Казановы в премьерный спектакль на сцене Ностица или нет. Возможно, да Понте переработал их на свой лад позднее и утерял «оригинал» Джакомо, или, может быть, Казанова сохранял свои правки к опере, потому что они никогда не были в ней учтены. Мы знаем тем не менее, что Казанова присутствовал в 1787 году на премьере в Ностице. Очень жаль, что он не написал об этом ничего, кроме заметок, касающихся либретто. Был ли он обижен на то, что его идеями так в итоге и не воспользовались? Ревновал ли он к почету, которым окружили его друга и порой соперника, благодаря истории, которую Казанова имел право рассматривать как собственную? Где-то примерно в то же время Казанова стал составлять свой «каталог песен». Казанова никогда не превзойдет явно преувеличенный список из тысячи восьмисот побед Дон Жуана, но будет без стыда и раскаяния на свой собственный лад вершить свою жизнь параллельно великому опусу да Понте и Моцарта; увиденному им в Ностице.