Маргерит Юрсенар: как текучая вода

Он прошел на галерею, чтобы умыться. От холодной воды он окончательно проснулся и успокоился.

Потом ему снились другие сны. Утром он уже не мог четко отличить их от действительности. Он нарочно уставал, надеясь от этого крепче заснуть.

Часто он в одиночестве скакал к руинам города. Завидев колонны, поворачивал назад; порою же, словно помимо своей воли или стыдясь самого себя, он подходил к колоннаде. В траве играли маленькие ящерицы. Но гадюк дон Мигель не заметил ни разу, а девушка не показывалась.

Он стал расспрашивать о ней. Все местные крестьяне знали ее. Отец ее, родом из Лучеры, был сарацином; девушка унаследовала от него колдовскую силу; она ходила по деревням, и повсюду ей были рады, потому что она избавляла фермы от ползучих гадов. Опасаясь злых чар или, быть может, безотчетно повинуясь зову крови, — ведь в жилах его предков текла и мавританская кровь, — он не стал преследовать эту сарацинку.

По субботам он исповедовался одному отшельнику, жившему неподалеку, благочестивому, пользовавшемуся доброй славой. Но на исповеди не рассказывают о снах. Совесть у него была неспокойна, но, к собственному удивлению, он не знал, в чем себя упрекнуть. Он объяснял это смятение предстоящим отъездом в Испанию. Однако в последнее время он почти не занимался сборами.

Как-то раз знойным днем, возвращаясь после долгой скачки, он остановил коня, спешился и опустился на колени, чтобы напиться из источника. В нескольких шагах от дороги из расселины вырывалась тоненькая струйка воды, вокруг этого островка прохлады пышно разрослись травы. Чтобы достать до источника, дон Мигель, подобно зверю, улегся на землю. В кустах зашуршало, дон Мигель; вздрогнул - перед ним стояла девушка-сарацинка.

— А! Коварная змея!

—Берегитесь, монсеньор, — сказала чародейка. — Вода змеится, вьется, трепещет и блестит, и яд ее леденит сердце.

— Я хочу пить, — ответил дон Мигель.

Он был еще достаточно близко от крохотного круглого озерца, образованного источником, чтобы заметить на подрагивающей водной глади отражение узкого лица с желтыми глазами. В голосе девушки послышалось шипение. «Монсеньор, — как ему показалось, услышал он, — ваша сестра ждет вас неподалеку с чашей, полной чистой воды. Вы нальетесь вдвоем».

Дон Мигель, пошатываясь, взобрался в седло. Девушка исчезла: и сама она, и ее речи лишь примерещились ему. Наверно, его лихорадило. Но, быть может, когда человека лихорадит, он способен увидеть и услышать то, чего мы обычно не видим и не слышим.

За ужином царило уныние. Дон Мигель сидел уставясь на скатерть, ему казалось, что он чувствует на себе взгляд донны Валентины. Как всегда, она не ела ничего, кроме фруктов, овощей и трав, но этим вечером ей словно бы трудно было взять в рот и эту пищу. Анна не прикоснулась к еде и не проронила ни слова.

Дон Мигель, которого ужасала мысль о сидении взаперти у себя в комнате, предложил выйти подышать воздухом на эспланаду.

С наступлением сумерек поднялся ветер. Земля в саду растрескалась от зноя; узкие, поблескивающие лужицы болот гасли одна за другой; ни одна деревня не светилась огнями; над густой чернотой гор и равнины поднимался прозрачно-черный купол неба. Небо, алмазное, хрустальное небо, медленно вращалось вокруг полюса. Все трое, запрокинув голову, смотрели вверх. Дон Мигель гадал, что за злосчастная звезда всходила в его знаке, знаке Козерога. Анна, должно быть, думала о Боге. Валентина, возможно, вспоминала Пифагорову музыку сфер.

Она сказала:

— Сегодня вечером земля вспоминает...

Голос ее был чист, как звук серебряного колокольчика. Дон Мигель вдруг засомневался: не лучше ли было бы поделиться своими тревогами с матерью? Подыскивая слова, он понял, что ему не в чем признаваться.

И потом, здесь была Анна.

— Вернемся в дом, — тихо сказала донна Валентина.

Они повернули обратно. Анна и Мигель шли впереди; Анна приблизилась было к брату, но он отстранился; казалось, он боится заразить ее какой-то болезнью.

Донна Валентина несколько раз останавливалась и опиралась на руку дочери. Она дрожала под своей накидкой.

Донна Валентина медленно поднялась по лестнице. Дойдя до второго этажа, она вспомнила, что забыла на скамейке в саду платок из венецианских кружев. Дон Мигель пошел за платком; когда он вернулся, донна Валентина и Анна уже разошлись по своим комнатам. Он передал платок через камеристку и ушел к себе, не поцело­вав руку матери и сестре, как делал обычно.