Дмитрий Балашов - Юрий (незаконченный роман)

Так что не будем выдумывать. Был первенец у Юрия Дмитрича, по неясным причинам отрекшийся от утех и забот княжеской судьбы и ушедший со временем в монастырь. Ну а почему в Троицкий, где Юрий выстроил огромный по тем временам каменный храм, украшенный Юрьевым рачением живописью Андрея Рублева, – и объяснять, думаю, не надо. О сыне этом своем Юрий всегда думал со смутным ощущением – самому было неясно – какой? – вины. Вины и жалости, хотя Бог весть! – нуждался ли Иван в жалости своего отца?

Вот и сейчас, одолев многодневный путь от Звенигорода до Галича, вымокши, едва не утонув на переправе через Волгу и подъезжая, уже когда все стало знакомо вокруг, Юрий с привычною болью подумал о сыне. С болью и каким-то новым беспокойством, ибо предвидел трудный разговор с Иваном по возвращении своем – разговор о княжеской пре, о ссорах и сварах в семье Дмитрия Донского, против которых Иван был настроен решительно, полагая, что всё то дела Божьи, неподвластные человеку, а Божью волю надобно принимать без спору…

Но вот в разрыве лесов запоказывались все еще покрытые не сошедшим до конца снегом пашни, канавы, полные воды. вылезающие из-под снега объеденные костяки павшей скотины, вытаивший человеческий труп в ремнях и рванине, видно, по зиме еще погибшего черною смертию странника (кони, заполошно всхрапнув, шарахнули вбок, и бег саней пронес мимо облако смрада от разложившейся человеческой плоти). И уже подступали деревни к санному пути, избы, крытые темною волглой соломой, берестою, тесом и дранью, кое-где осевшие, редкие по весне стога, жердевые ограды поскотин и огородов и опять избы и кучки селян, уцелевших, выползших на свет Божий узреть своего князя, приветливо машущих ему рукавицами и шапками, и солнце, и сойки, и взлетающее с дороги с утробным карканьем воронье, и те вон, кони с жеребятами, выпущенные из стаи ради погожего весеннего дня, и мужик с возом дров, правящий в город и съехавший на обочину, дабы пропустить несущийся на рысях княжеский поезд и толпу верхоконных за ним.

Отгоревали еще одну зиму, не вымерли от «черной», теперь – выстоят! Сердце забилось учащенно, скоро – город, свой, ведомый до каждого бревна городской стены, город, им построенный и потому особенно паче Звенигорода любимый. (И всегда-то человек дело рук своих любит более того, что досталось ему по наследству или по дарению, – ибо в том, что наладил сам, заключена частица и твоей души.)

Поля, холмы… Яснеющие в весеннем воздухе главы церкви Спаса, крепостные валы и рубленые городни с шатрами башен над ними. И где-то начинает бить колокол (вестоноши обогнали князя на три часа), и уже вереницею выходят из ворот крепости встречающие. Юрий приосанился, подосадовав мельком на себя, что не сел в седло в виду города – но не теперь же, перед очами гляделыциков, выбираться из саней! Но вот уже и подголоски вступили в дело. Красным колокольным звоном встречает город своего князя, и сердце оттаивает с каждым ударом.

Далее все по чину: благодарственный молебен в храме (игумен Паисий – и тот приехал встречать!), баня, трапеза многолюдная, шумная, с боярами и дружиной. Осторожный после разговор с избранными боярами, озабоченными паче самого князя могущими быть пакостями от московской господы, тянущей к Софье и ребенку Василию. И только уже поздно вечером – сын.

– Батя, ты надумал спорить о вышней власти с Василием?

– С десятилетним мальчиком не спорят! С Софьей и Витовтом!

У сына были сальные волосы – редко и как-то неумело мылся Иван, угри портили его, так-то поглядеть – красивое лицо… Юрий всегда вздрагивал, когда видел сына после долгой отлучки.

– Голова болит? – вопросил Иван, горбился, кутая руки в рукава.

– Сейчас лучше!

– А ты подумал, что бы тебе сказал игумен Сергий? Ведь от одного тебя – токмо от тебя! – с нажимом повторил Иван, ищуще вглядываясь в лик родителя, – и состоит вся нынешняя пря!

– Не токмо! – Юрий отвечал спокойно, стараясь не поддаваться (гневаться на Ивана и вовсе нельзя было!). – Ратники, посад, многие бояре за меня!

– А дальше? – не отставал сын. – Ну, ты победишь, сядешь на столе Владимирском… А после тебя кто? Василий Косой?

Нахмурился Юрий. Вопрос был не в бровь, а в глаз – сам думал почасту, тем паче после ссоры с Василием: кто будет вослед ему? Кому передаст он власть, земли, десятки тысяч людей, поверивших в него? Что-то было не то и не так во всем, что происходило нынче на Москве! Может, он и не прав в самом деле. Что сказал бы великий старец, поболе тридесяти летов отошедший к праотцам!