И глядел на отца вопросительно из-под низко надвинутого на лоб треуха. Отец посматривал на него одобрительно и был доволен, что парень в походе в Мангазею вырос, возмужал. Вон уж над губой темнеют усики, лицо загорелое, обветренное, серьезное, как у матерого мужика.
Снова и снова старательно прикрывали лапником и снегом ловушки, прятали следы и срезы дерева на ловушках «затирали». Но соболь в кулемки не шел, словно его кто-то заколдовал в этих дальних лесах.
Аверьян стал утешать себя и сына:
– Обходит он кулемки потому, что еще не очень голодный. Осторожничает. Вот в середине зимы, когда мороз будет лютовать и все живое попрячется по норам да пурга начнется, тогда уж ему с голодухи ловушек не миновать.
– А время-то идет, батя, – вставлял Гурий.
– Да-а, – качал головой отец. – Время теряем. Это верно. Завтра пойдем с собакой куницу да белку искать. А может, и соболек подвернется. На него с собакой тоже можно охотиться…
Наконец-то отец и сын увидели, что насторожка одной из ловушек сработала. С замиранием сердца подошли к кулемке. Аверьян склонился над порожком и раздосадованно сказал:
– Был соболек, да одни клочья остались.
Гурий подошел и увидел на порожке, в том месте, где зверька придавило сверху, жалкие остатки шкурки, а на снегу – кости.
– Видно, лиса хозяйничала. Съела соболя. Вот проклятая! – Аверьян стал осматривать снег и точно увидел лисий след. – Надо бы ее подстрелить…
На другой день Аверьян ушел искать лисицу без Гурия с Пыжьяном. Вернулся ни с чем: лисий след за ночь перемело и выследить лисицу не удалось. Зато подстрелил Аверьян куницу. Это был первый зверь, добытый Барминым.
Вскоре Герасим принес из леса трех соболей, а потом и Никифор Деев подстрелил из лука пять белок и достал из кулемки одного соболька. Промышленники приободрились. Добычу складывали в общий кошт, решив ее поделить по окончании зимы, как и договаривались: Аверьяну с сыном за то, что снаряжал коч, – половину добычи, а Гостеву и Дееву – по четверти.
Пыжьян был артельным псом. В течение зимы он ходил в лес то с одним, то с другим охотником. Он одинаково старательно выслеживал и гонял белку, которую били из лука, куницу, горностая. Случалось, что промышленник запаздывал вовремя прийти домой, и Пыжьян находил обратный путь по следу.
Пес напал-таки на след лисицы, и Аверьяну удалось подстрелить ее, когда она пересекала небольшую полянку, спасаясь бегством. Вечером артельщики немало радовались, когда Бармин с гордым видом раскинул на лавке большую рыжую огневку с пушистым роскошным хвостом.
Работы холмогорцам прибавилось: снимали со зверей шкурки, натягивали их на правила.
Ободранные тушки скармливали Пыжьяну. Гурий не сразу догадался, что пса закармливать нельзя. Он однажды дал ему мяса вволю – трех белок и тушку соболька. Когда пришло время Герасиму идти с собакой белковать, пес лежал на боку перед устроенной для него норой без движения, вытянув лапы и тяжело дыша. Живот у него вздулся.
Герасим напрасно пытался поднять собаку и заставить пойти за собой. Пес не двигался, посматривал на Гостева страдальческим взглядом и виновато молотил по снегу хвостом. Герасим вернулся в избу.
– Кто в последний раз кормил пса? – спросил он.
– Я, – отозвался Гурий. – А что?
– Обожрался Пыжьян. Того и гляди богу душу отдаст.
Охотники вышли на улицу, посмеялись над собакой и над Гурием, а потом спохватились.
– Издохнет ведь пес! Как промышлять без него? В Мангазею снова не пойдешь. Дороги нету.
– Ништо, отлежится, – сказал немногословно Никифор, понимавший толк в собаках.
Пес, к счастью, отлежался. Кормить его с тех пор стали с оглядкой.
* * *
Мех соболей, которых иногда удавалось добыть холмогорцам, имел коричнево-палевую окраску. По всей Западной Сибири от Урала до Оби селились тобольские светлые соболя. По цвету шерсти к ним приближались только зверьки, обитавшие когда-то в бассейне Печоры.
Разновидностей соболиного племени в обширных лесах от Урала до Тихого океана было много. Каждая отличалась величиной и окраской шкурки, что зависело от места обитания, образа жизни и пищи зверей.
Пройдет много лет, появятся ученые-охотоведы и разделят русских соболей на подвиды. В научных книгах и охотничьих справочниках будет сказано, что на западных склонах Кузнецкого Алатау в бассейне реки Томи живет кузнецкий соболь. Он мельче тобольского, а по окраске значительно темнее. На Южном Алтае водится в лесах алтайский соболек, довольно большой и темный по цвету. Селится он в таежной полосе Алтая, в высокогорных районах и питается растительным кормом – «кедровой чернью». А у енисейского соболя против тобольского голова меньше и мех темнее, потому что живет он в междуречье Оби и Енисея в низких, заболоченных местах. Своя одежка и величина у ангарских и саянских, тунгусских да илимпийских и баргузинских собольков. Есть еще витимские, чикойские, якутские, дальневосточные и, наконец, камчатские соболи.
Читать дальше