Юрий Галинский - Андрей Рублев

– Ох, горе мне с вами… – расставляя на поставце посуду, ворчала мать. И вдруг умолкла – вспомнила слова Ивана. Торопливо перекрестилась, подошла к неплотно прикрытой двери. Набросила на плечи узорчатый платок – подарок старшего сына. Хотела было выйти во двор, уже и за дверное кольцо взялась, но почему-то раздумала да так и осталась стоять у порога.

Улица была пустынной. За оградами перекликались собаки да изредка слышалось мычание коровы или блеяние овцы. Кузнецкая слобода засыпала после беспокойного дня. Иван бесшумно ступал по густой пыли, что покрывала улочки и переулки. Впереди, на фоне усеянного звездами ночного неба, вырос остроконечный купол деревянной церкви Козьмы и Дамиана, покровителей кузнецов. Обогнув пристроенную к ней трапезную и съезжую избу, где в дневное время выборный староста и его помощники вершили слободские дела, оружейник остановился у высоких дубовых ворот.

На стук залаяли собаки, потом откликнулся женский голос. Поздоровавшись с хозяйкой, Иван прошел в дом.

Сальная свеча и три-четыре вбитых в стены светца с пучками лучин освещали белую горницу. За столом сидело несколько человек. Мирской совет Кузнецкой слободы – сотские и окладчики, не считая Ивана, были все в сборе. На почетном месте – хозяин дома староста Михайла Петров, плотный, густо заросший темной щетиной человек лет за сорок, рядом бывший староста, сухонький, седой Савелий Рублев, отец Ивана и Андрейки. По правую и левую руку от них – крупный, широколицый Никита Лопухов, схожий на татарина, с редкой полуседой бородкой Ермил Кондаков, дородный, пригожий Истома Шлык, хмурый Тимоха Чернов, смуглый, рябой Вавил Кореев.

– Пожаловал, слава богу… – неприветливо пробурчал староста, когда молодой оружейник появился в светлице.

Тот промолчал; поздоровавшись, присел к столу.

Несмотря на молодость Ивана избрали в мирской совет окладчиком. Чернослободские тяглецы уважали Рублевых не только за трудолюбие и умельство. Оба, отец и сын, имели общительный нрав, были справедливы. Старый Рублев много лет кряду выбирался старостой на сходах, устраиваемых на братском дворе близ приходской церкви. Но на последнем он, ссылаясь на нездоровье и годы, отпросился у братчины от этой хлопотливой должности. И в самом деле, больше забот, чем у старосты, не было ни у кого в слободе. Дань в Орду, тягловый сбор, мощение улиц, постройка укреплений и другие повинности накладывались на слободу вне зависимости от изменения числа жителей в ней. Но во времена княжения Дмитрия Ивановича, его ратей и походов людей не прибавлялось, а уменьшалось. В Кремле никто слушать об этом не хотел, грозя за ослушание наказанием. Не раз Савелий не спал ночами, мудрил все, как разложить повинности по дворам, чтобы не вызвать обид, упреков и споров. И это было лишь одно из его многочисленных дел. Прием новых мастеров, заботы о пополнении слободы за счет других, надзор, чтобы не проживали неизвестные, чтобы никто не занимался корчмарством, не играл в кости, – все это входило в обязанности старосты, причем без оплаты, хотя он хранил слободскую казну.

Узнав, что старостой выбрали Петрова, жена Савелия, Домна, облегченно вздохнула: «Теперь хоть отдохнет старый!» Но хоть Иваном гордилась, а не раз сокрушенно думала: «Через три годка тридцать ему уже, а все не женится, непутевый. Ныне ж и вовсе дела заедят…»

Иван, однако, не разделял ее опасений, что может остаться бобылем. Парень он был видный, веселый, не только девкам нравился, но и замужним молодкам. Когда кто-нибудь заводил с ним разговор о женитьбе, его подвижное лицо становилось лукавым, а от озорных шуток, что он отпускал, советчик начинал обескураженно моргать, не зная, смеяться ему или обидеться…

В тот вечер сотские и окладчики собрались в доме старосты, чтобы обсудить тревожные события и слухи да посоветоваться, что предпринять. Мирской совет был созван неожиданно, и потому Иван, который после обеда ушел в город, о нем не знал. Когда молодой оружейник переступил порог Михайловой избы, выборные уже успели опорожнить несколько больших кувшинов с хмельной брагой и накричаться вдоволь. Младшего Рублева – еще и усесться толком не успел – засыпали вопросами.

– Так вот, братчики. Из всего, об чем спрашиваете, ведомо мне только, что князи и бояре не будут оборонять стольную! – волнуясь, промолвил он. – Давеча отъехал из Москвы великий князь с Володимиром Андреичем, ближними боярами и дружиной.

В светлице тишина, слышно лишь, как сопят и вздыхают люди да возится на полу, постукивает чем-то котенок. Выборных будто ошеломил кто-то. Уже несколько дней ходили по Москве тревожные слухи о несогласии между князьями на Думе, о намерении Дмитрия Ивановича покинуть город. Но слухи слухами. Им и верили-то не особо. За долгие годы его княжения москвичи привыкли, что, едва приближаются враги, он первым встает на защиту стольной.