Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

Ему срочно предписывалось выехать в Ревель и Кроншлот для набора людей, знающих морское дело, готовых добровольно участвовать в походе. Командующим эскадрами повелевалось не чинить препятствий тем, кто откликнется на зов Витуса Беринга.

«…5 января 1733 года слушан указ об отправлении в сибирскую экспедицию господина капитана-командора Беринга и других офицеров и служителей.

Приказано:

1. Определить нижеписаный комплект. На назначенные к Америке судна иметь:

лейтенанта — 1; штурмана — 1; лекаря — 1; матросов — 12; солдат — 24; канониров — 6; боцмана — 1.

2. На три дубель-шлюпки, которые пойдут из Ленского и Обского устей, на каждую:

лейтенантов-командиров по 1; солдат по 26; матросов по 2; писарей по 1; лекарей по 1; парусников по 1.

3. Назначенных в ту экспедицию людей жалованьем наградить и, пока в той экспедиции пробудут, давать против оклада вдвое.

4. Адмиралтейств-коллегия приказали: по требованию капитан-командора Беринга в Камчатскую экспедицию определить желающих — лейтенанта Ласиниуса, штурманов Вакселя, Челюскина, Дмитрия Лаптева.

В собрании коллегии капитан-командор Беринг доносил словесно, что порученный в команду его штурман Прончищев всеподданнейше бьет челом, чтобы ему в той экспедиции править штурманскую должность. Капитан-командор Беринг просит всемилостивейше пожаловать Прончищева в лейтенанты флота.

Адмиралтейств-коллегия приказали: помянутого штурмана Прончищева написать в ранг лейтенанта и назначить командиром судна».

Через месяц экспедиция тронется в путь. Сотни подвод, кибиток, розвальней. В составе отрядов около тысячи человек. Беринг деятелен как никогда. Возле него новые помощники — Лаптев, Челюскин, Прончищев, Ваксель, Ласиниус… Когда-то они вернутся обратно в Санкт-Петербург? Все ли вернутся? Дай бог.

Самые разные события волновали Санкт-Петербург в 1714 году. Россия празднует победу своего молодого флота под Гангутом. Спущен на воду крупный линейный корабль «Шлиссельбург». Издано шестнадцать морских карт Балтики. Запрещено рубить строевой лес на дрова. А о каком пассаже сообщают «Санкт-Петербургские ведомости»! Во время крещения царевича за праздничным обрядом карлица вышла из пирога и выпила здоровье новорожденного. За дамским столом такой же пирог был начинен карлом. Вечером фейерверк.

Впрочем, все эти сведения из Санкт-Петербурга до калужской деревеньки Богимово доходили с большим опозданием. Да, сказать по правде, совсем иные заботы одолевали Василия Парфентьевича Прончищева, дворянина мелкопоместного, но весьма гордого и самолюбивого. Более двух лет тянулась тяжба с богатым помещиком Кривовым за малую деревеньку Торбеево.

Прончищев обивал пороги канцелярий, хрипел от гнева; медаль за полтавскую баталию позванивала на груди; скрипела липовая деревяшка на правой культе. Натиск на присутственные места всякий раз оборачивался горьким поражением. Подьячие, эти чернильные крючки, надували бритые щеки (головы бы им обрить да на каторгу), разъясняли: фамильные бумаги расстроены, недоимки по окладному сбору составили немалых денег. И прочее, и прочее.

Немалые годы Прончищев воевал янычар и шведов. Виват тому, кто искуснее владеет саблей, кто исхитрился ошеломить врага неожиданным броском. Но как одолеть судейских подьячих?

Любезный друг и сосед Федор Степанович Кондырев вразумлял Василия Парфентьевича: душеполезными словесами канцеляристов не проймешь. Читал нескладные вирши, писанные от имени подьячего:

Прончищев в негодовании стучал деревянной ногой с железной набойкой по полу, выставлял в окно — в сторону Калуги — крепко сложенную дулю: вот им!

На дворе бродил извалявшийся в луже хряк; петух вспрыгнул на колодезный сруб, по-орлиному расправил крылья и воззвал барских кур к порядку. Другой его собрат, петух индейский, тихонько прокашлялся, тряхнув фунтовым зобом, и неторопливо прошествовал в сторону колодца.