Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

Лушка, по прозвищу «комарница», затараторила:

— «Привезли мандрилью с синим лицом, папиона, имеющего собачье рыло».

Таня притопнула ногой:

— Погоди, без тебя знаю. Выскочил леопард из клетки: «Где живет одна девица, которая уверяет, что хряк не хрюкает, а хрякает?»

Прончищев поразился:

— Нешто это я писал?

— «Я хоть и знаю, где живет такая девица, — звонким голосом продолжала Таня, — но не сказал леопарду».

— Видите, Татьяна Федоровна, я вас спас тогда…

— Я это знаю.

— Вы же изобразили меня глупейшим смердом.

— Ладно. Нарисую боярином.

И изобразила на башке мужика соболью шапку.

Лушка-комарница взвизгнула от восторга. Вася от досады прикусил губы. Можно ли было еще лет шесть назад ожидать от щекастой малолетней девахи такого язвительного проворства?

Смутившись озорным выпадом барышни и не зная, как вести себя, он обратил свой выпад в сторону Лушки:

— А отчего, Лукерья, тебя назвали комарницей?

Это был весьма слабый укол в адрес хозяйки.

Танина наперсница простодушно ответствовала:

— Я родилась тринадцатого мая. Говорят, в этот день комары начинают досаждать.

Так что Васин укол оказался, можно сказать, комариным. Но он все же продолжал выпутываться из неловкого положения:

— Так у тебя жало?

И опять последовало простодушное:

— У меня только крылышки. — Скосила глаз на рисунок: — А болярин ой как похож!

Юный гардемарин потерял терпение и позволил прибегнуть, как человек военный, к лобовой атаке:

— Вот я тебя сейчас придавлю, как комара.

Таня немедленно встала на защиту наперсницы:

— Не посмеете. Я выпущу жало.

Лушка юркнула за дверь.

— Ой, мамочки, страхи какие! — И задвинула засов снаружи.

— Лушка, негодница, отопри дверь, — забавлялась Таня. — Не то Василий Васильевич меня придавит.

Неожиданно Прончищеву стало легко, весело. Он засмеялся, опустился на четвереньки, заурчал. Тонкие усики на верхней губе воинственно шевельнулись.

Таня и тут не спасовала перед опасностью. Несколькими штрихами нанесла на лист силуэт леопарда в гардемаринской треуголке. Хищно обнажив зубы, леопард смотрел Васиным лицом.

Нет, какова девица! Откуда что взялось?

Прончищев отряхнул колени. Вырвал листок. Какая точность руки, какой глаз!

— Подарите!

— Сделайте одолжение, — с достоинством сказала Таня. — Если вам так нравится этот леопард.

— Жаль, что я не умею живописать…

— А то бы и меня изобразили чудовищем, — продолжала Таня.

— Нет, я бы сизаря нарисовал.

— Который хохочет, как мужик?

И это тоже помнит!

Таня нарисовала голубя, парящего в небе.

— Подпишите.

Прончищев начертал под рисунком: «Чайка над шхерами Финского залива».

— Шхеры — это что?

Теперь Прончищев почувствовал себя в родной стихии.

— Берега скалистые. Между прочим, весьма пустынные.

Таня нахмурила брови.

— Мне решительно жалко чайку. Что же ей, бедной, делать в шхерах?

Дурень, на кого он вздумал обижаться? Сущий же ребенок. И так хотелось ее успокоить…

— Уверяю вас, чайке хорошо в шхерах. Это ее кров. Она не знает другого.

— Вы бывали в шхерах?

— И не раз.

— В Финском заливе страшно?

— Ничего особенного. Для вождения кораблей — опасно. Риф много, банок. Мы там сейчас лоции рисуем. Правда, ближе к берегу. Далеко не ходим. Опасно.

— Отчего?

— Со шведами воюем.

— И вас могут на войну взять? — Она спросила это не без тревоги.

— Как академию кончу.

— Но ведь могут убить.

Прончищев мужественно промолчал. Она об нем беспокоится — и это было так приятно!

— Нет, скажите, могут убить?

Так же мужественно и немногословно он сказал:

— Авось бог сбережет. Я один заговор знаю: смертную косу за море унесу, мое смертно горе утоплю я в Море.

— Лушка много знает заговоров, — сказала Таня. — Хлебом не корми, а дай на всякий случай заговор сказать.

— Значит, вам, Татьяна Федоровна, ничего не грозит.

Татьяна Федоровна… Как ему хотелось бы назвать ее просто Таней, Танюшей, Танечкой. И еще взять в ладони ее руку.

— А я гадать умею. Меня один царский карла учил.

И рассказал про гошпиталь, про Гаврилу Ивановича, про его забавные проделки. Уморительно изобразил в лицах незадачливых братьев Фому и Ерему.

Таня смеялась от души.

Господи, была какая-то косолапая, безбровая. Теперь стан тонок, в ногах легкость, серые глаза лучатся.

— Вы что так смотрите?

— Не могу поверить, что вы та самая девчушка.