Даниил Мордовцев - Царь и гетман

— Россия будет вспоминать Петра вот на этом самом месте… Коли Бог благословит мои начинания, я сюда перенесу престол царей российских: и будет шум жизни и говор людской, иде же не бе. Храмы и дворцы воздвигнутся, иде же мох один зеленеет… Будет на сем месте новый Рим — и память о Петре пронесется из рода в род.

Петр говорил это с глубокой задушевностью, потому что то, что говорил он, было его заветным верованием, мечтою, наполнявшею всю его жизнь. Да и как могло быть иначе? Из-за чего же он работал как каторжный, физически, мускульно и умственно работал, не давая себе ни на день, ни на час роздыху, работал, словно водовозная лошадь в пожар, когда имел все способы наслаждаться жизнью, развлекаться соколиною охотою по примеру блаженныя памяти родителя своего, тишайшего и благочестивейшего царя Алексея Михайловича всея Руси? Из-за чего он не досыпал ночей, не доедал лакомого царского куска, не знал покою ни днем ни ночью? Ради чего он грубил свои державные руки, натруживая их до опухолей, до мужицких мозолей? Конечно, не ради притворства. Да и перед кем, да и для чего ему было притворяться? Не перед кем, не для чего… Можно не соглашаться с историками в оценке этой необыкновенной между людьми личности — за и против; можно оспаривать пользы, принесенные им стране; можно не одобрять приемы его деятельности; можно идти еще дальше вслед за славянофилами… Но он работал… конечно, во имя своих идеалов…

— Я перенесу сюда мощи предка моего, благоверного князя Александра Невского… Кости его возрадуются здесь, видя, что следы славной виктории, одержанной им четыре с половиною века назад, не забыты его потомками…

В это время из Малой Невы выплыла небольшая рыбацкая лодка и видимо приближалась к бастиону, на котором стоял царь. Виднелась только сгорбленная спина работавшего на веслах старика и обнаженная белая как лунь голова.

Лодка причалила к берегу, а из нее вышел старик и, приблизившись к валу, пал ниц на землю.

— Это, кажись, старый знакомый, — сказал царь, всматриваясь в старика.

— Я не узнаю его, государь, — отвечал Меншиков.

— Рыбак, новгородец, — подсказал Павлуша Ягужинский, у которого была изумительная память.

— Он — он, — подтвердил царь, — Двоекуров, что проход нам в Мыю показал и первой нашей морской виктории своим указанием способствовал… Что он?

Старик все лежал на земле. Царь вместе со своими спутниками сходит с бастиона и приближается к распростертому на земле старцу.

— Встань, старичок, — говорит царь ласково. — Что тебе нужно?

Старик поднимает седую голову от земли и остается на коленях. Старые глаза светятся радостью.

— Здорово, Двоекуров!

— Буди здрав, царь-осударь, на многи лета! — дребезжит разбитый старческий голос.

— Что скажешь?

— Сижком кланяюсь твоему царскому величеству.

— Спасибо, дедушка… Чем ты сказал?

— Сижком, царь-осударь… Сига пымал тебе во здравие…

Но вдруг лодка, стоявшая у берега, поплыла сама собой: ее что-то тянуло в глубь реки. Старик, всплеснув руками, отчаянно заметался.

— Ох, Владычица — троеручица! Ох, ушел разбойник! Ой, батюшки!

И старик бросился в воду, стараясь догнать лодку… Лодка удалялась, все дальше и дальше… Старик отчаянно бился в воде, поспешая за лодкой: седая голова несколько раз окуналась в воду и снова показывалась на поверхности… Момент был решительный — старик тонул.

— Он тонет! — крикнул царь и бросился в воду, Меншиков за ним.

— Государь! Что ты делаешь? Караул!

В этот момент откуда ни возьмись ялик с двумя матросами, которые, взмахнув веслами, разом очутились около утопающего старика. Один из них, схватив показавшиеся на поверхности реки седые волосы, приподнял утопающего, не давая ему снова окунуться в реку. Другой греб к берегу. Старик, немного опомнившись, горестно застонал:

— Ох, Владычица! Ох, троеручица!.. Сиг ушел… сиг ушел с лодкой…

Старика вытащили на берег, но он опять лез в воду, повторяя: «Сиг ушел… лодку увел… ох, батюшки!..»

Царь, сообразив в чем дело, приказал одному матросу поберечь старика, а другому велел догонять рыбацкую лодку, уплывшую по воле сига — разбойника… Старик продолжал метаться и стонать жалобно.

Но лодку скоро привели и разбойника — сига вытащили из воды. Это был действительно разбойник — сиг необыкновенной величины: будучи привязан за жабры к лодке, он силою своею увлек ее в глубь реки и чуть не утопил несчастного старика, как бы в отмщение за то, что тот поймал его в свои сети и привел к царю, кланяясь своей добычей.