Юрий Крутогоров - Повесть об отроке Зуеве

— Тут, братцы, тоже математиком надо быть. Та же наука о числах и догадках.

— Математиком быть… ого-го, во башку надо иметь! — Головин показывает, какой величины должна быть башка математика. (Пройдет десяток лет, и он сам станет математиком, займет должность секретаря у самого Эйлера, знаменитого слепца, чьи математические труды прославят Россию. Когда Эйлер умрет, о нем напишут так, как высекают слова на вечном мраморе: «Он кончил счислять и жить…»)

— Математику хорошо! — смеется Крашенинников. — Самое милое дело — счислять талеры.

— Отчего ж талеры? — обижается за науку Мишенька. — Можно, к примеру, и корабли счислять. Опусти на воду без расчета фрегат — топором на дно пойдет.

— Скорей построй фрегат! — наперебой кричат ребята. — И чтоб не утоп. И чтоб все уместились. И чтоб с парусами…

— А и построю! На первый раз баркасик весел на двадцать. Идет?

— Я за главного! — Крашенинников прикладывает ладони ко рту. — JIe-e-во-о табань… Эй ты, кривая рожа, куда весло заносишь. Косоглазый, лево с правым перепутал, да? Курс зюйд-вест. Фюю-ю-ю!

— Ну, грозен старшой, — смеются мальчики. — С таким не пропадешь. А куда почапаем?

— Хоть на Камчатку!

— На самою?

— А на самою!

— Без меня все одно не уйти, — говорит Зуев. — Компас-то у меня, вон он, махонький.

Крашенинников сокрушенно вздыхает:

— Брать придется. Солдатский сын — что сам солдат. Из топорика, как оголодаем, супчик приготовит. — Серьезнеет: — Между прочим, мой батя в молодые годы хаживал на Камчатку.

— Поди врать!

— Дурень, — сердится Крашенинников. — В академической библиотеке книжку возьми. На полке стоит: «Описание земли Камчатки». Батя сочинил.

— Есть такая книжка, — подтверждает Рихман. — Видел. Вот такой толщины.

— Ой, люблю книжки про разные экспедиции, — оживляется Зуев. — Это же какие бывают экспедиции! И куда только не ходят! Читал, как капитан Верден с лейтенантом Соймоновым по Каспию ходили. Ей-ей. Им царь Петр приказал карты рисовать. До Дербента дошли, ага. Чего не натерпелись. К разбойникам попали, да вырвались. Тонули, да не утонули.

Поздний вечер. А эти четверо никак не могут угомониться.

Кварт. Октава. Квинт. Не картежные слова — морские команды!

Наперебой рассказывают о морских сражениях, путешествиях… И Зуеву не терпится: позови — в любое хождение пойдет. Хоть юнгой, хоть кем. Он готов. А чего? На бок — кинжальчик, за спину — мушкет, в руке — аркан. Не, в руке — подзорная труба. Что там, на горизонте?

— А верно говорят, на Камчатке живут самоеды? — спрашивает он.

— В Сибири они.

— Себя едят?

— И себя, и тебя слопают, — весело обещает Крашенинников.

— Да с меня чего возьмешь?

— Любят они жрать солдатских детей.

— Пугай, пугай. Солдат да малых ребят бог бережет.

Кварт. Октава. Квинт.

Пираты догоняют фрегат. Карабкаются на борт, гикают, в руках пистолеты. Матросы обнажают шпаги. Вжых, вжых, вжых!

— Зуев!

— А? — Глаза слипаются, голова клонится на грудь. — Спа-ать охота.

Над столицей густо высыпали звезды. Прищуришься — у каждой по краям дрожат тонкие ресницы. Ковшом выгнулась Большая Медведица. Рядом — Малая. Мишенька, стоя у окна, очерчивает созвездья:

— Лось. Сторож. Извозчик. Рыбаки по ним путь держат.

Как мореходы и поморы окрестили звезды! Сторож задремлет, Извозчик запряжет Лося — и прямиком в северные страны.

Ох, там стынь! Зуев ежится. Да и тут скоро зима. В Месяцеслове точно сказано: «Зима начнется здесь, в Санкт-Петербурге, декабря 10 дня, в 6 часов 32 минуты после полудня, когда солнце вступит в знак Козерога и, будучи в самом низком стоянии, кратчайший день сделает».

Дремлет в ночном небе звезда Сторож. Звезда Извозчик запрягла звезду Лось. Поехали! Погоняет их сырой невский ветер. И разбрасывает Извозчик с небесной выси золотые и серебряные франки, талеры, ливры, крейцеры.

— Кварт, Октава, Квинт! — командует «мадама». — Деньги не брать, считать только по курсу. Дабы уклониться от всяких пороков.

А Извозчик распахивает овчинную шубу, скидывает меховой треух. Фу-ты ну-ты, да это же Коля Крашенинников!

Спать, спать, спать…

Пурга со свистом ворвалась на Невскую першпективу, ледяными бельмами залепила окна Троицкого подворья. Сумрачно в классах. С утра зажигают плошки. Пар изо рта валит. Повезло тому, кто у печки. А у окон — б-р-р.